Иосиф Сталин - Том 1

Послушайте г. Кропоткина:

“Мы, анархисты, произнесли окончательный приговор над диктатурой… Мы знаем, что всякая диктатура, как бы честны ни были ее намерения, ведет к смерти революции. Мы знаем… что идея диктатуры есть не что иное, как зловредный продукт правительственного фетишизма, который… всегда стремился увековечить рабство” (см. Кропоткин , “Речи бунтовщика”, стр. 131). Социал-демократы признают не только революционную диктатуру, но они “сторонники диктатуры над пролетариатом… Рабочие интересны для них постольку, поскольку они являются дисциплинированной армией в их руках… Социал-демократия стремится, посредством пролетариата, забрать в свои руки государственную машину” (см. “Хлеб и воля”, стр. 62, 63).

То же самое говорят грузинские анархисты:

“Диктатура пролетариата в прямом смысле совершенно невозможна) так как сторонники диктатуры являются государственниками и их диктатура будет не свободной деятельностью всего пролетариата, а установлением во главе общества той же представительной власти, которая существует и ныне” (см. Baton, “Захват государственной власти”, стр. 45). Социал-демократы стоят за диктатуру не для того, чтобы содействовать освобождению пролетариата, но для того, чтобы… “своим господством установить новое рабство” (см. “Нобати” № 1, стр. 5. Baton).

Таково третье “обвинение” гг. анархистов.

Не требуется много труда, чтобы разоблачить эту очередную клевету анархистов, рассчитанную на обман читателя.

Мы не будем здесь заниматься разбором глубоко ошибочного взгляда Кропоткина, согласно которому всякая диктатура — смерть для революции. Об этом мы поговорим потом, когда будем разбирать тактику анархистов. Сейчас мы хотим коснуться только лишь самого “обвинения”.

Еще в конце 1847 года Карл Маркс и Фридрих Энгельс говорили, что для установления социализма пролетариат должен завоевать политическую диктатуру, чтобы при помощи этой диктатуры отразить контрреволюционные атаки буржуазии и отобрать у нее средства производства, что эта диктатура должна быть диктатурой не нескольких лиц, а диктатурой всего пролетариата, как класса:

“Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках… пролетариата, организованного как господствующий класс…” (см. “Коммунистический манифест”).

То есть диктатура пролетариата будет диктатурой всего класса пролетариата над буржуазией, а не господством нескольких лиц над пролетариатом.

В дальнейшем они повторяют эту же мысль почти во всех своих произведениях, как, например, в “Восемнадцатом брюмера Лун Бонапарта”, в “Классовой борьбе во Франции”, в “Гражданской войне во Франции”, в “Революции и контрреволюции в Германии”, в “Анти-Дюринге” и в других своих работах.

Но это не все. Для уяснения того, как понимали Маркс и Энгельс диктатуру пролетариата, для уяснения того, насколько осуществимой они считали эту диктатуру, для всего этого очень интересно знать их отношение к Парижской Коммуне. Дело в том, что диктатура пролетариата встречает нарекания не только среди анархистов, но среди городских мелких буржуа, в том числе всяких мясников и трактирщиков — среди всех тех, кого Маркс и Энгельс называли филистерами. Вот что говорит Энгельс о диктатуре пролетариата, обращаясь к таким филистерам:

“В последнее время немецкий филистер опять начинает испытывать спасительный ужас при словах: диктатура пролетариата . Хотите ли знать, милостивые государи, что такое эта диктатура? Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата” (см. “Гражданская война во Франции”. Введение Энгельса). [196]

Как видите, Энгельс представлял себе диктатуру пролетариата в виде Парижской Коммуны.

Ясно, что всякий, кто хочет узнать, что такое в представлении марксистов диктатура пролетариата, тот должая ознакомиться с Парижской Коммуной. Обратимся и мы к Парижской Коммуне. Если окажется, что Парижская Коммуна действительно была диктатурой отдельных лиц над пролетариатом, — тогда долой марксизм, долой диктатуру пролетариата! Но если мы увидим, что Парижская Коммуна на самом деле была диктатурой пролетариата над буржуазией, — тогда… тогда от всей души посмеемся над анархистскими сплетниками, которым в борьбе с марксистами ничего не остается делать, как выдумывать сплетни.

История Парижской Коммуны имеет два периода: первый период, когда делами в Париже руководил известный “Центральный комитет”, и второй период, когда по исчерпании полномочий “Центрального комитета” руководство делами было передано только что избранной Коммуне. Что представлял собой “Центральный комитет”, из кого он состоял? Перед нами лежит “Народная история Парижской Коммуны” Артура Арну , которая, по словам Арну, кратко отвечает на этот вопрос. Борьба еще только начиналась, когда около 300.000 парижских рабочих, организовавшись в роты и батальоны, избрали из своей среды делегатов. Так был составлен “Центральный комитет”.

“Все эти граждане (члены “Центрального комитета”), выбранные частичными выборами своих рот или батальонов, — говорит Арну, — были известны только тем небольшим группам, чьими делегатами они являлись. Что это за люди, каковы они и что они хотят делать?” Это было “анонимное правительство, состоящее почти исключительно из простых рабочих и мелких служащих, три четверти имен которых не были известны за пределами их улицы или конторы… Традиция была нарушена. Нечто неожиданное произошло в мире. Там не было ни одного члена правящих классов. Вспыхнула революция, которая не была представлена ни адвокатом , ни депутатом , ни журналистом , ни генералом . Вместо них рудокоп из Крезо, переплетчик, повар и т. д.” (см. “Народная история Парижской Коммуны”, стр. 107).

Артур Арну продолжает:

“Мы, — заявляли члены “Центрального комитета”, — неизвестные органы, послушное орудие в руках атакованного народа… Мы… служители народной воли, мы тут, чтобы быть его эхом, чтобы доставить ему торжество. Народ хочет Коммуны и мы останемся, чтобы приступить к выборам Коммуны. Ни больше, ни меньше. Эти диктаторы не поднимались выше и не спускались ниже толпы. Чувствовалось, что они живут с ней, в ней, посредством нее, что они советуются с ней каждую секунду, что они слушают и передают то, что слышат, стремясь только в сжатой форме… передать мнения трехсот тысяч человек” (см. там же, стр. 109).

Так вела себя Парижская Коммуна в первый период своего существования.

Такова была Парижская Коммуна.

Такова диктатура пролетариата.

Перейдем теперь ко второму периоду Коммуны, когда вместо “Центрального комитета” действовала Коммуна. Говоря об этих двух периодах, продолжавшихся два месяца, Арну восторженно восклицает, что это была подлинная диктатура народа. Послушайте: