Анатолий Уткин - Вызов Запада и ответ России

Знание западных языков стало предпосылкой знакомства с западными идеями, число владеющих ими в России постоянно росло. В кругу постельничьего боярина царя Алексея Михайловича Федора Ртищева проявляет себя Спиридон Потемкин, читавший по-латински, по-гречески и по-польски. Обсуждение событий на Западе становится популярным, оно стимулирует обращение и к собственным нуждам. Окружение Алексея Михайловича начинает поднимать невиданные темы — об образовании и о реформах в стране. Симпатии деятелей из этого окружения были на стороне Печатной службы, впервые поставившей перед собой цель повысить культурный уровень царства.

Разумеется, в самодержавной монархии многое зависело от высочайшей монаршей воли. Занятый значительную часть своей жизни разбирательством схизмы никонианства, царь Алексей Михайлович Тишайший только к концу своего правления отходит от изоляционистской традиции Филарета и становится сторонником знакомства с достижениями Запада. Этот интерес быстро становится интенсивным. По свидетельству некоторых деятелей эпохи царь Алексей Михайлович под конец жизни уже не интересовался ничем, кроме Запада. Он призвал музыкантов и театральные труппы из Курляндии, приказал перевести множество книг с иностранных языков на русский, открыл посольство в Вене, принял у себя при дворе множество иностранцев, включая доминиканцев и иезуитов.

В той своеобразной, особой, удивительной России семнадцатого века впервые из недр одного народа вызревают две общественные парадигмы. «Исконное благочестие» и ранний, первоначальный вестернизм вступили в первую фазу своей отныне нескончаемой внутренней войны. В феврале 1656 г. патриарх Никон начал кампанию гонений на игры и увеселения, на «веселые» иконы, созданные под воздействием западного влияния. Но царь уже не был готов до крайности стоять за древние нравы московитов. Он поддержал выступившие против Никона силы и тем самым создал предпосылки поворота к Западу. С падением Никона потерпела крах идея создания на Руси собственного религиозного вождя, аналогичного по положению и функциям римскому папе. Россия объективно отказалась от создания религиозного заслона на своих западных границах. Тем самым, вольно или невольно, был облегчен приход западника Петра.

Происшедший во второй половине XVII века раскол русской церкви, освобождение ее от старой византийской традиции объективно подготовили Россию к более тесной встрече с Западом. Впервые на Руси люди западной ориентации обрели значительный вес. Ведущий западник Симеон Полоцкий стал воспитателем детей царя Алексея Михайловича — Федора, Софьи и Петра. Полоцкий сочинял поэмы, ставил пьесы, прославлял и олицетворял собой тот пафос красоты свершения, который неудержимо овладел его самым энергичным воспитанником — Петром.

Царь Петр, видимо, не смог бы осуществить столь крупный поворот к Западу, если бы тенденция восхищаться обозначившимся в русском сознании западным центром мира не была уже (хотя бы частично) подготовлена.

С.М. Соловьев с горечью пишет о том, что «тяжелое чувство собственных недостатков, сознание, что отстали, что у других лучше и надобно перенимать это лучшее, учиться, не покидало лучших русских людей… Сравнение и тяжелый опыт произвели свое действие, раздались страшные слова: «У других лучше», и не перестанут повторяться слова страшные, потому что они необходимо указывали на приближающееся время заимствований, учения, время духовного ига… Но цивилизация уже закинула свои сети на русских людей, приманивая их… Сильно чувствовалось, что отстали, сильно чувствовалось и громко говорилось, что надобно учиться». Лидером этого движения стал Посольский приказ (первое Министерство иностранных дел) под руководством двух первых российских западников — Ордина-Нащекина и Матвеева. Оба были известными собирателями библиотек, к ним первым стекались западные книги.

Разумеется, это касалось только чрезвычайно узкой полосы правящего класса. Тем важнее отметить, что в полтора десятилетия, предшествовавшие восшествию Петра на престол, вокруг царевны Софьи и ее фаворита Василия Голицына шла борьба уже не между «истинной верой и западной ересью», а между двумя типами восприятия западного опыта. Первый («южный») устремлен был на восприятие австро-польско-украинского опыта (как бы следующий за краткой вестернизацией Лжедмитрия). Второй тип наследовал еще более ранние «прототенденции», линию Бориса Годунова на утилизацию северноевропейского опыта и тяготел к Швеции, Северной Германии и даже Англии (куда, как говорилось выше, Годунов послал первых русских студентов). Первому типу восприятия Запада, в его воздействии на Москву, препятствовала одиозная католизация, антирусская политика Польши. В то же время второй тип знакомства с Западом с годами увеличивал свое влияние, ибо протестантизм как бы способствовал «деидеологизации» межгосударственных отношений. Его проникновение в Россию было более осторожным и не вызывало агонии православного сознания.

Петр Первый последовал скорее за Годуновым, чем за Лжедмитрием. Это было тем более логично, что Амстердам, Лондон, Стокгольм, Копенгаген и Кенигсберг стали к концу XVII века более впечатляющими столицами, чем Вена, Варшава, не говоря уже о Львове.

Нет сомнения в том, что мировые цивилизации развивались и до подъема Запада. Но возвышение Запада оказало воздействие на скорость развития, по существу вынудило остальные страны к ускоренному развитию. Россия 1480–1690 гг. была в силу исторических обстоятельств изолирована от Запада и отставала от него. Но она выработала свой психологический и культурный код. Зафиксированный, возможно, полнее всего в «Домострое», этот код очевидным образом служил прогрессу, способствовал, в частности, смягчению нравов, дошедших до пределов жесткости во времена монгольской неволи. Очевидным стал материальный прогресс. На Руси появились каменные строения, началось масштабное освоение рек как главных артерий внутреннего сообщения, монастыри стали хранителями духовного опыта, стали распространяться книги. Россия сумела на своих огромных пространствах создать оригинальную, яркую, устойчивую цивилизацию. Отрицать наличие внутренних сил здесь невозможно — иначе не понять, как за сто лет можно освоить земли от Урала до Америки. Но опыт, даже общенациональный, был при этом усеченным, односторонним, оторванным от мирового уровня, а значит и уязвимым. Уязвимость такого рода продемонстрировали Индия и Китай. От факта западного лидерства уже невозможно было никуда уйти. Изоляционизм не был адекватным ответом. Конечно, в Архангельске в 1547 г. английских послов ждали не индейцы, готовые менять свои земли на бусы, а северные поморы, наследники Новгорода, потомки ратников, остановившие на Чудском озере орден меченосцев. Эти поморы уже ходили на Шпицберген, а их потомки позже дошли до Тихого океана. Но нельзя не учесть и того, что в это время на Западе уже были Оксфорд и Сорбонна, а допетровская Русь значительно отставала от Запада по своим цивилизационным критериям: развитию науки, искусства, промышленности, общественных отношений и пр. Можно искать «особый лад» русского народа, но невозможно возразить против очевидного отставания допетровской Руси от Европы наступающего века Просвещения.