Юрий Власов - Временщики. (Судьба национальной России: Ее друзья и враги)

Даёшь новые интересные публикации, только без "тирании" в прошлом.

г.Волгоград. ШешинН.И" [77].

Нравится нам или нет, но смерть Сталина убедительно показала любовь народа к нему, а последующие десятилетия лишь подтвердили сей факт с неизменностью. У народа своё понимание руководителя. Оно в корне расходится с пониманием интеллигента, и тем более прозападно настроенного. Народ определяет своё отношение от буден жизни: справедливости труда, забот, надёжности существования, наименьшего произвола властей, невозможности жировать преступникам и махинаторам от власти и ворам, то есть всей тяготы жизни.

По смерти Сталина к мечу жадно и нетерпеливо потянулось сразу несколько рук, рукоять ухватила рука не национального вождя. Да и откуда ей было взяться там… национальной?…

Грозная тень вождя с недоумением взирает на нас из прошлого. Тот ли это народ, с которым он возродил великую дежаву, сломал хребет гитлеровской Германии, выстоял перед "атомным" шантажом заросшей салом Америки?…

Неужели вся история людей – это только метания из одной крайности устройства жизни в другую?

2 ноября 1917 года (по старому стилю) бывший военный министр Александр Иванович Верховский напечатал письмо в горьковской "Новой Жизни", которая тогда прочно и надолго заняла противоленинскую сторону:

"Я глубоко возмущен тем, что меня, не спросив, включили в список министров (Совет Народных Комиссаров. – Ю.В.). Ни в какие соглашения с большевиками я не пойду, так как люди эти, всё обещая, ничего не дадут. Вместо мира междоусобная война, вместо хлеба – голод, вместо свободы – грабежи, анархия и убийства.

Мир может дать только правительство, признанное всей страной. Крестьяне, юг, казачество соглашения с большевиками не признают.

Я боролся за активную политику мира, но никогда не пойду вместе с людьми, у которых руки в крови от предательского убийства.

Мы должны спасти страну от анархии. Нужно бороться за порядок, а большевики ничего, кроме позора, не дают".

Это была и позиция генерала Духонина.

Верховский сразу же после обнародования письма рванул в Ставку. 4 ноября он уже в Могилеве вместе с В. М. Черновым – вожаком разношерстной партии эсеров, и видными эсерами Шохерманом и Фейтом. Все они выступили на заседании Общеармейского комитета у Перекрёстова. Материальную силу новой власти пытались сломать словоговорением. Россия продолжала захлебываться словами.

Из Бюллетеня No 16 от 12 ноября 1917 года, выпущенного Общеармейским комитетом при Ставке:

"Вчера утром в Ставке получено было сообщение, что назначенный Советом Народных Комиссаров на должность Верховного главнокомандующего прапорщик Крыленко решил выехать в течение дня через Псков и Двинск в Ставку, лично завязав по дороге в Двинске мирные переговоры с немцами, для чего он распорядился приготовить пять офицеров, знающих немецкий язык.

Выехал прапорщик Крыленко из Петрограда в 16 час. 30 мин. и вечером прибыл в Псков…"

В субботу 18 ноября Ставку покинули иностранные военные представители генералы Бартер (Англия), Лавернь (Франция) и Ромей (Италия).

Генерал Духонин Ставку покинуть отказался, заявив, по воспоминаниям А. Дикгоф-Деренталя: "Совесть моя чиста! Я действовал всё время с демократией (различными войсковыми и гражданскими комитетами. – Ю.В.) и на благо родины. Я не могу бежать. Я не Керенский!…"

В ночь с 18-го на 19 ноября генерал Корнилов ушёл из быховского заточения под охраной верных текинцев. Тогда же власть в городе принял на себя Военно-Революционный Комитет под председательством Усанова.

19 ноября Могилёв покинули последние роты ударников (сплошь офицерские, сплошь настроенные монархически). Опоздай они – и быть большой драке.

С воцарением недели, в понедельник 20 ноября около одиннадцати утра к Ставке прошёл первый из прибывших петроградских отрядов – столичные солдаты запасного гвардейского полка. Через час на улицы города вступили и матросские отряды. Как пишет очевидец тех событий Лелевич, "в чёрных папахах, широких тёмных шинелях, с винтовками за плечами, они казались воплощённой мощью" [78].

20 ноября Крыленко (1885-1938), партийная кличка – товарищ Абрам, издал приказ:

"Именем революции ко всем солдатам революционной армии и флота.

Товарищи! Сего числа я вступил в Могилев во главе революционных войск. Окруженная со всех сторон Ставка сдалась без боя…"

И далее из работы Лелевича:

"26 ноября в новой газете "Революционная Ставка" No1, появилось следующее сообщение:

"В 10 часов утра 20 ноября Верховный главнокомандующий Крыленко со своим личным штабом вступил в Могилёв. В помещении Военно-Революционного Комитета тов. Крыленко был встречен "Марсельезой" хора трубачей Георгиевского батальона и делегациями. После обмена приветствиями Главковерх отправился в Ставку, чины которой были подвергнуты накануне домашнему аресту… Накануне ночью генерал Корнилов… бежал из Быхова с четырьмя охранявшими его эскадронами текинцев… Со станции (могилёвской. – Ю.В.) было получено известие, что возбужденная толпа окружила вагон Главковерха, куда был приведён для обеспечения его личной безопасности генерал Духонин (для последующей расправы в Петрограде. Ю.В.)… Возбужденная группа матросов и солдат собралась около вагона и скоро многотысячная толпа… стала осаждать вагон… Генерал Духонин был вытащен разъярённой толпой и убит… Вечером чины штаба Ставки, арестованные домашним арестом в гостинице "Бристоль", были освобождены и вернулись к исполнению своих обязанностей… Начальники отделов Ставки и весь её состав были представлены новому Главковерху. Они единодушно обещали работать на пользу армии…" [79]

Отголоски ураганных событий. Книжные прочерки вместо живых людей. Тени бурного движения в буквах и строках…

А ведь это были живые люди, каждый одержимый своей идеей и страстью. По-настощему мы и не знаем их. Мораль того времени и события со всем множеством сложнейших обстоятельств поняты и знакомы нам лишь отчасти. Теперь из своего "далёко" мы самоуверенно судим их (я не исключаю и себя).

Из воспоминаний уполномоченного ДПТУ Западных железных дорог Евгения Прокопца:

"В дни, предшествовавшие вступлению советских отрядов в Могилёв, могилёвцы бегали справляться о новостях на вокзал (телеграфное агенство перестало работать, онемели и газеты. – Ю.В.). С такой целью пришёл я на вокзал под вечер 20 ноября 1917 года – в день вступления войск тов. Крыленко.

Когда я вышел на перрон, мне сразу бросился в глаза поезд, составленный из классных вагонов. Перед ним волновалась толпа, залившая перрон. В толпе то тут, то там мелькали бурые папахи матросов. Говорили, что в одном из вагонов находится арестованный генерал Духонин. Раздавались угрожающие возгласы, требующие немедленного расстрела пленника…