Николай Зенькович - Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

Да уж, в чем-в чем, а в отсутствии ума и логики Льва Давидовича не упрекнешь. Он мастерски разделывается с далеким кремлевским соперником, правда, памфлетными средствами. Но стрелы его иронии пропитаны убийственным сарказмом, ядовитым смехом, уничижительными издевками. В 1922 году народный комиссариат просвещения выпустил сборник «За пять лет», в который вошли пятнадцать статей, в том числе статья, посвященная строительству Красной Армии и статья «Два года на Украине». О роли Сталина в этих статьях ни слова. В том же двадцать втором году издан был в двух томах сборник «Гражданская война. Собрание документов и материалов по истории Красной Армии». В то время никому не было интереса придавать этому сборнику тенденциозный характер; тем не менее во всем сборнике о Сталине ни слова. В 1923 году издательством Центрального Исполнительного Комитета выпущен том в четыреста страниц «Советская культура». В разделе об армии напечатаны многочисленные портреты создателей Красной Армии. Сталина среди них нет. В главе «Революционные силы за первые семь лет Октября» имя Сталина даже не упоминается. Здесь названы и изображены в портретах следующие лица: Троцкий, Буденный, Блюхер, Ворошилов; названы Антонов-Овсеенко, Бубнов, Дыбенко, Егоров, Тухачевский, Уборевич и другие, почти все объявленные позже врагами народа и расстрелянные. В статьях по поводу девятилетнего юбилея Красной Армии имя Сталина не названо ни разу. 2 ноября 1927 года Ворошилов произносит на партийной конференции Краснопресненского района речь, посвященную Красной Армии. В этой речи нет и намека на то, что Сталин — ее организатор. Самая мысль об этом просто не приходит Ворошилову в голову. Только через три года он не без осторожности приступит к выполнению этого поручения.

Ох, смотрите, Лев Давидович, не приведет к добру такая памятливость. Кремлевский орел хотя и упивается победой, но зорко присматривается к тому, что выходит из-под пера побежденного, но по-прежнему опасного противника. А изгнаннику неймется. Он вспоминает октябрьские дни семнадцатого года — Сталин был лишь одним из членов большевистского штаба, притом менее заметным, чем ряд других.

«На фоне грандиозных митингов, демонстраций, столкновений он политически едва существовал, — злорадствует Троцкий. — Но и на совещаниях большевистского штаба он оставался в тени. Его медлительная мысль не поспевала за темпом событий. Не только Зиновьев и Каменев, но и молодой Свердлов, даже Сокольников занимали большее место в прениях, чем Сталин, который весь 1917 год провел в состоянии выжидательности». Позднейшие попытки наемных историков приписать Сталину в 1917 году чуть ли не руководящую роль (через посредство несуществовавшего «Комитета» по руководству восстанием) представляют грубейшую историческую подделку.

После высылки Троцкого о центре стали писать с большей настойчивостью. После великой «чистки» центр был введен в учебники, в живопись и фильмы. Мифы, как известно, не раз вдохновляли художественное творчество. Но никто до сих пор не сказал, где и когда заседал этот центр, что делал, кому отдавал приказания, почему отсутствовал в самые важные моменты и почему о нем никто никогда ничего конкретного не вспоминал.

Окончательное узаконение призрака в качестве руководителя Октябрьского переворота было дополнено тем, что Сталину была отведена руководящая роль внутри центра. Для этого протокольная запись не давала даже внешних оснований: на первом месте стоит имя Свердлова, а не Сталина. Но в конце концов это лишь деталь. Большой подлог был бы незаконченным, если б его не дополнить малым подлогом.

А может, Сталин не искал известности, популярности? — задается вопросом Троцкий. И сам себе отвечает: неправда, он напряженно и страстно искал ее, но не умел найти. Эта неспособность всегда сверлила его сознание и толкала на обходные и кривые пути. Но в тот период, когда известность можно было получить непосредственно волею самих масс, когда завоевать ее можно было лишь пером, устной речью, теоретическим творчеством — эта известность оставалась для него совершенно недоступной. Нужно было, чтоб известность и популярность привела к образованию аппарата и чтоб этот аппарат сам стал машиной для фабрикации популярности, славословия вождя.

Дальше — больше. Сталин, по Троцкому, не мыслитель, не писатель и не оратор. Он — серая посредственность и завладел властью до того, как массы научились отличать его фигуру от других во время торжественных шествий по Красной площади. Сталин завладел властью не при помощи личных свойств, а при помощи безличного аппарата. И не он создал аппарат, а аппарат создал его. Троцкий доказывает, что Сталин не был теоретиком: при жизни Ленина его не включали в комиссию по подготовке проекта Программы партии.

Сам собой напрашивается вопрос: если у Сталина обнаружено гигантское количество недостатков, просчетов и ошибок, то уж, наверное, человек, взявший на себя смелость громогласно обличить его в глазах просвещенного мира, более-менее безупречен? Увы, исторические свидетельства этого не подтверждают. Наоборот, и советские, и зарубежные источники здесь совпадают в оценках. Признавая, что Троцкий был одним из создателей регулярной Красной Армии, они сходятся в том, что создавалась она суровыми, а нередко откровенно жестокими методами. Биограф Троцкого Дж. Кармайкл свидетельствует: «Троцкий открыл «зеленую улицу» жестокости, присущей всякой гражданской войне: все, вплоть до смертной казни, могло быть оправдано интересами дела. Полное слияние Троцкого с Великой Идеей делало его неумолимым; слово «безжалостно» стало его любимым выражением. Он казнил одного из адмиралов (Щастного) по обвинению в саботаже. Щастный был назначен самими большевиками; он спас Балтийский флот и, преодолевая огромные трудности, привел его в Кронштадт и в устье Невы. Он пользовался большой популярностью среди матросов; твердая позиция по отношению к новой власти делала его совершенно независимым. Это раздражало Троцкого, который самолично выступил — к тому же, единственным — свидетелем; не затруднив себя доказательствами, он просто заявил на суде, что Щастный — опасный государственный преступник, который должен быть «безжалостно» наказан… Троцкий ввел и другую варварскую меру — захват заложников; по его приказу был составлен список родственников офицеров, ушедших на фронт».

В августе 1919 года Троцкий подписал инструкцию армейским ответственным работникам. Представление о ее характере дают три произвольно взятые параграфа. Четвертый: «Необходимо немедленно приступить к формированию заградительных отрядов…» Шестой: «Каждый комиссар должен точно знать семейное положение командного состава… по двум причинам: во-первых, чтобы прийти на помощь семье в случае гибели командира в бою, во-вторых, для того, чтобы немедленно арестовать членов семьи в случае измены или предательства командира…» Восьмой: «Особый отдел… должен действовать в тесном сотрудничестве с политотделом и трибуналом… наказания должны следовать как можно скорее за преступлением».