А. Аджубей - Лицом к лицу с Америкой

Впредь до апелляции его освободили, но затем его лишили гражданства. Вскоре Бриджеса отправили в тюрьму по обвинению в том, что его решительная оппозиция войне в Корее угрожала национальной безопасности; однако несколькими неделями позже он вновь был на свободе…

Совершенно очевидно, что эта история еще не закончена. Г-н Бриджес — в тюрьме или на свободе—будет в центре событий, пока существует на западном побережье профсоюзное движение. В его профсоюзе никогда не было коррупции. Нелегко честно руководить профсоюзом, но ему это удалось. Он приветствовал массовые собрания (в то время как значительное число профсоюзов стремится к тому, чтобы свести число присутствующих до минимума) и выступал за самую свободную и острую дискуссию; все решалось путем открытого голосования, вплоть до самых мелких вопросов. И в то же время он был абсолютным диктатором, который управлял своей организацией с четкостью ювелира, ремонтирующего часы».

Господин Д. Гантер, конечно, взял грех на душу, назвав Гарри Бриджеса «диктатором». Человек, который, по признанию самого Гантера, ведет все дела руководимого им профсоюза на строго демократической основе, отнюдь не диктатор. Он, попросту говоря, уважаемый всеми и авторитетный человек. И он вправе говорить от имени тех, кто его избрал.

Заявив публично, что Мини и Рейтер не выражают мнения американских рабочих и что в действительности рабочий класс Америки выступает за мирные переговоры и разоружение, Гарри Бриджес сказал правду. Мы сами убедились в правильности его заявления, когда вскоре встретились с рабочими, избравшими его своим руководителем. В этом еще более убедили нас последующие встречи с американскими рабочими, как состоявшими в профсоюзах, так и с теми, кто в них не состоит.

Люди вчерашнего дня, все еще удерживающие в своих руках рычаги управления американским профсоюзным движением, пока еще сильны, и этого нельзя не учитывать. Но весь исторический опыт рабочего движения в Соединенных Штатах говорит о том, что на смену мрачным периодам упадка неизбежно приходит новая, еще более высокая волна. И тот, кто пытается ехать на коне задом наперед, цепляясь за хвост, рискует рано или поздно быть вышибленным из седла.

Об этом, может быть, стоило бы помнить и организаторам памятной встречи в зале Аргонавтов гостиницы «Марк Гопкинс» вечером 20 сентября 1959 года.

21 сентября Никита Сергеевич проснулся рано.

Над еще тихим, едва пробуждающимся Сан-Франциско поднималось ослепительное, но нежаркое солнце. Этому городу повезло: он отличается от других, жарких и душных американских городов тем, что у него есть своя, даровая установка кондиционированного воздуха. С одной стороны холмистого мыса, на котором он расположен, лежит Тихий океан, а с другой — огромный залив. Из-за прохладных течений в океане и легких ветров нет той изнурительной, удушающей жары, от которой так страдают жители Вашингтона и многих других американских городов. Летом в Сан-Франциско средняя температура не превышает +15,5 градуса, а зимой не опускается ниже +10,5. Самая низкая температура, когда-либо зарегистрированная в городе, — 2,8 градуса.

Соседи Н. С. Хрущева по гостинице, сопровождавшие его многочисленные официальные лица, корреспонденты, кинооператоры, еще спали крепким сном. Никита Сергеевич спустился в лифте, прошел мимо пораженных столь ранней встречей с ним служащих отеля и, выйдя на улицу, вдохнул полной грудью свежий воздух. По сути дела, ему впервые за всю поездку удалось вот так, без всяких протокольных церемоний и без эскорта пройтись по американской земле. Лишь очень небольшая группа успела присоединиться к нему.

Отсюда, с площадки перед входом в гостиницу, город казался еще привлекательнее. Обычной для Сан-Франциско дымки на горизонте не было, и особенно отчетливо видны были близкие и дальние кварталы, озаренные солнцем стройные здания, ярко-синяя гладь залива с точно уснувшими на ней кораблями, ажурная паутина висячих мостов.

— Красиво, — сказал Н. С. Хрущев. — Очень красиво.

Тем временем улицы начали заполняться народом. Открытые с обеих сторон зеленые вагончики городской железной дороги, похожие на те, какие существовали у нас в Севастополе до войны, со скрипом поднимали на вершины холмов рабочий люд, служащих, коммерсантов, торопящихся по своим делам.

Вагончики представляют собой своего рода древнюю реликвию города. Когда Киплинг посетил Сан-Франциско в 1889 году, они уже шестнадцать лет совершали свои альпинистские подвиги. Киплинг писал: «Они поворачивают почти под прямым углом и могут взбежать на стенку дома…» И сейчас, почти 70 лет спустя, эти веселые вагончики, обладающие энергией и ловкостью горных коз, остаются любимцами горожан. Поездка на них дает возможность сочетать осмотр достопримечательностей Сан-Франциско с ощущениями, связанными с катанием на американских горах, или, как их называют в США, русских горах. И уж во всяком случае они совершенно незаменимы в иные зимние дни, когда мостовые крутых улиц Сан-Франциско вдруг покрываются гололедицей, — движение автомобилей в такие дни замирает.

Увидев Н. С. Хрущева, пассажиры вагончиков вскакивали со своих скамеек и начинали аплодировать, приветствовать высокого гостя. Пожилая женщина в модной шляпке, шедшая навстречу, вдруг как бы окаменела от неожиданности, потом ухватилась за маленький фотоаппарат, висевший у нее на плече, и дрожащими от волнения руками начала наводить его. Н. С. Хрущев улыбнулся и подождал, пока она найдет наконец фокус. Женщина горячо поблагодарила его. Встречные люди все чаще останавливались, подходили к гостю, здоровались с ним, обменивались теплыми приветствиями.

Эта замечательная прогулка продолжалась около получаса. Нам рассказывали, что журналисты, которые прозевали такой случай, жестоко раскаивались потом, что встали позднее Никиты Сергеевича, — им здорово влетело от редакций за то, что они упустили такой момент для репортажей. Но можно не сомневаться, что если бы они оказались на высоте положения, то и самой прогулки не было бы: какая уж тут прогулка, если впереди, по бокам и сзади постоянно толпятся несколько сот человек с фотоаппаратами, портативными магнитофонами и записными книжками!

А неумолимый протокол путешествия уже торопил: надо было начинать новый большой день, до отказа заполненный встречами, каждая из которых имеет свое значение в этой поездке доброй воли.

И вот уже машины, сопровождаемые трескучим эскортом моторизованной полиции, осторожно спускаются с крутого холма. Они направляются к порту, у причала которого ждет сверкающий свежей белой краской корабль береговой охраны «Грешэм» водоизмещением в 2300 тонн — ветеран второй мировой войны. На протяжении десяти дней сто тридцать три матроса под командованием тридцати офицеров мыли, красили, чистили и драили свой корабль, чтобы не ударить лицом в грязь перед главой Советского правительства. Теперь они стоят, заинтересованные этой встречей, в две шеренги, плечистые здоровяки, застывшие по команде «смирно».