Роза Люксембург - Кризис социал-демократии

Вероятно, подобные рассуждения сознательно или полусознательно определили тактику Юниуса. Нечего и говорить, что они ошибочны. В брошюре Юниуса чувствуется одиночка, у которого нет товарищей по нелегальной организации, привыкшей додумывать до конца революционные лозунги и систематически воспитывать массу в их духе. Но такой недостаток — было бы глубоко неправильно забывать это, — не есть личный недостаток Юниуса, а результат слабости всех немецких левых, опутанных со всех сторон гнусной сетью каутскианского лицемерия, педантства, «дружелюбия» к оппортунистам. Сторонники Юниуса сумели, несмотря на свое одиночество, приступить к изданию нелегальных листков и к войне с каутскианством. Они сумеют пойти и дальше вперед по верному пути.

Октябрь 1916 г.

Агадир — мароккский порт, куда в 1911-м году был демонстративно послан германский крейсер "Пантера".

3 декабря 1912 года, после первой Балканской войны, социал-демократический фракционный оратор Давид, выступая в рейхстаге, закончил свою речь следующим образом: "Вчера здесь говорилось, что немецкая восточная политика была хорошая политика. Господин рейхсканцлер думает, что мы оказали Турции много ценных услуг, а господин Бассерманн сказал, что мы заставили Турцию предпринять разумнейшие реформы. О последних мне ничего не известно (одобрении на скамьях социал-демократов), что же касается ценных услуг, то я мог бы поставить о последних вопросительный знак. Почему Турция пала? То, что там пало — это было юнкерское правительство, подобное тому, которое мы имеем в Остэльбии, ("правильно!" на скамьях социал-демократов. Смех справа). Падение Турции подобно падению манджурского аристократического правительства в Китае. С помещичьими правительствами, кажется, вообще, повсюду дело идет к концу (крики на скамьях социал-демократов: "верно!"). Они не отвечают более современным потребностям.

Я говорю, положение в Турции до известной степени подобно положению в Остэльбии. Турки — правящая кучка завоевателей, лишь незначительное меньшинство. Среди них есть и не турки, принявшие магометанскую религию; истинные природные турки — ничтожное меньшинство, каста завоевателей, которые обыкновенно занимают руководящие должности, — как и в Пруссии юнкера в правительстве, в дипломатии, в войске; это-каста, экономическое положение которой опирается на крупное землевладение; на возможность распоряжаться зависящими от нее крестьянами, как раз, как в Остэльбии: каста, которая но отношению к этим последним, принадлежащим к другой нации и религии, по отношению к болгарским и сербским крестьянам проводила такую же беспощадную помещичью политику, как в Остэльбии наши сиаги (смех). Пока Турция имела натуральное хозяйство-это еще куда ни шло; тогда этот полк земельных владельцев еще кое-как можно было терпеть, т. к. тогда землевладелец не так еще стремится к эксплуатации подвластных ему. Он доволен, если может хорошо пожить и хорошо поесть. Но по мере того, как Турция, благодаря соприкосновению с Европой, переходила к современному денежному хозяйству, давление турецкого юнкерства на своих крестьян становилось все невыносимей. Оно довело крестьянство наконец до истощения, и значительная часть крестьянства обратилось в нищих. Многие сделались разбойниками — это комитатчи (смех справа). Турецкое юнкерство не только вело войну против внешнего врага, нет, в обстановке этой войны против внешнего врага происходила в Турции крестьянская революция. Вот что и переломило туркам позвоночник, и вот причина крушения их юнкерской системы.

Говорят, что в то время немецкое правительство оказало Турции большие услуги — но лучшей услуги, которую оно могло оказать Турции и младо-турецкой системе, оно все же не оказало. Оно должно было посоветовать туркам провести те реформы, провести которые Турция была обязана по Берлинскому протоколу, действительно освободить своих крестьян, как это сделала Болгария и Сербия. Но как же могла это сделать немецкая прусская юнкерская дипломатия?

Инструкции, полученные г. Маршалль из Берлина, во всяком случае не были таковы, чтобы можно было оказать младотуркам действительную хорошую услугу. То, что могли дать эти инструкции — я совсем не говорю о военных делах — это гот известный дух, который они внесли в турецкий офицерский корпус, дух "элегантного, лощеного офицерства" (одобрения на скамьях социал-демократов), дух, оказавшийся в высшей степени гибельным для турецкой армии в течение этой войны. Говорят, что на полях сражения находили трупы офицеров в лакированных башмаках и т. д. Привилегированное положение по отношению к народным массам и, в первую голову, по отношению к солдатской массе, надменность и фанаберия офицеров в конец подорвали доверие к нам в турецкой армии, и вполне понятно, что этот дух вызвал, в конце концов, внутреннее разложение армии.

Милостивые государи, в вопросе о том, кто виноват в крушении Турции, мы, очевидно, придерживаемся различных мнений. Конечно, пресловутый прусский дух не всецело виновен в этом крушении, он лишь содействовал ему и его ускорял. Главной причиной были экономические условия, как я уже это изложил".

В течение многих лет производившаяся в кругах немецкого империализма шумная травля Франции по поводу Марокко, также не могла ослабить беспокойства Франции. Старо-немецкий союз громко защищал план аннексии Марокко, конечно исходя из названных интересов Германии, и распространял прокламацию, написанную его председателем-Генрихом Классом под заголовком "Западное Марокко- немецкое!". Когда после торговли за Конго, профес. Шимам выступил в Kрейццейтунг с оправданием сделок министерства иностранных дел и отказа от Марокко, «Почта» напала на него следующим образом:

"Г. профессор Шиман, по происхождению русский, во всяком случае не чисто немецкого происхождения. Его нельзя осуждать за то, что он холодно и насмешливо относится к тем вопросам, которые затрагивают самым чувствительным образом патриотическую гордость и национальное сознание в груди каждого истинного немца. Суждение чужестранца, который говорит о патриотическом биении сердца, о мучительном сжимании души немецкого народа, как о пустой политической фантазии, как о каком то забавном недоразумении, должно тем более вызывать наш справедливый гнев и презрение, что тот чужестранец пользуется гостеприимством немецкого государства, как преподаватель Берлинского университета. Мы преисполняемся глубокой скорбью, при мысли о том, что этот человек, который осмеливается так оскорблять в руководящем органе немецкой консервативной партии чувства немецкого народа, и вместе с тем является учителем и советчиком нашего кайзера в политических вопросах-с правом или без права считается как бы говорящим от имени кайзера.