К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №10 от 08.03.2010

Второй пережиток частновладельчества в производственной квалификации – самобытность . Я владелец мастерской, леплю горшки, да такие, что в целом мире им подобных нет! Честь мне и хвала, и называюсь я ремесленником . Но приходит время, когда встает настоятельная потребность состыковывать сделанное в разных мастерских. Это удобно, это универсально, это, наконец, просто необходимо на определенном витке развития. Не всегда у тебя будет возможность и желание бегать за патронами к тому мастеру, что продал тебе ружьё.

Это значит – ты хочешь, чтобы к твоему ружью подходили патроны и других мастеров. Это значит – стандартизация . А всякая стандартизация – это эмбрион Госплана. Государство задает стандарт, и ты, частный производитель, не можешь его нарушить: вначале невыгодно, а на поздних стадиях и законом запрещено. Но ведь это значит, что ты уже не совсем частный производитель. Это значит, что часть твоего производства, касающаяся нормирования и калибрования, уже обобществлена, уже делается не твоими наемниками, а государственными служащими! Это значит, что и профориентация, и квалификация приобретают государственный стандарт вместе с изделиями. Закат самобытности – это закат частновладельчества.

Если прежде были просто умельцы, державшие «секрет фирмы», то теперь их совокупность слилась, образовала единую в составе государства ОТРАСЛЬ с едиными стандартами работы, едиными квалификационными требованиями и свободным внутриотраслевым перетоком кадров. Утрачивая самобытность , частный собственник утрачивает важную часть своей власти над коллективом, превращается из Хозяина с большой буквы в одного из стандартизированных хозяев, безликий элемент совокупности получателей ренты.

Третий пережиток либерально-рыночного толка в сфере высоких технологий – произвол . Понятно - частный собственник потому и частный, что делает все по-своему, как в голову взбредет. Если дом МОЙ, то я могу его перестроить, выстудить или попросту сжечь, и если я этого не могу, то какой же я хозяин?! Кто запретит мне, сидючи на кухне, изрезать собственные, честно купленные в личную собственность штаны?! Или, скажем, в порыве чувств разбить МНЕ ПРИНАДЛЕЖАЩУЮ тарелку?! Естественно, ни у кого такого права нет: вещи, принадлежащие мне, переданы в мой произвол.

А если это атомная электростанция? Да что там АЭС – если это просто квартира, за каждой стеной которой и снизу, и сверху – соседи? Я, может быть, вздумаю поджечь её. Если бы это был отдельно стоящий дом – мне никто бы и слова не сказал. Но это квартира, продукт более высокого, чем изба, технологического уклада. И за её поджог меня накажут. И правильно сделают. И никакие свидетельства о приватизации квартиры мне в суде не помогут.

Когда я сжег собственную квартиру, я нарушил права других людей. Повредил их собственность, которая на более высоком, чем избяной, технологическом укладе НЕРАЗДЕЛИМА с моей. И так везде: чем выше растут технологии, тем ниже мое право частновладельческого произвола. И где-то, по мере натиска всех этих санэпидемстанций, ростехнадзоров и антимонопольных ведомств, на каком-то этапе технологического развития я утрачу последние черты частного владельца коммерческой фирмы и превращусь (стиснутый со всех сторон жесткими рамками) в заурядного государственного директора, включенного в госплановскую сеть предприятия.

В сфере кадров и профессиональной квалификации происходит аналогичный процесс. Произвол частного владельца сперва ограничивается, а потом и вовсе отменяется в связи с технологическими требованиями.

Интересно рассмотреть в этой связи парадокс, связанный со временем свщмуч. Николая II Александровича Романова. С точки зрения традиционного права монарха любой министр царя был просто его слугой, которого царь вправе нанять и вправе выгнать. Однако с точки зрения развития технологий в царской России министр являлся руководителем сложноразветвленного ведомства, требовавшего высокого уровня профессиональной компетенции. Министром одновременно мог быть назначен кто угодно (право) и не мог быть назначен кто угодно (технологическая реальность). Этот парадокс стал одной из основных причин краха царизма в России. При Ельцине ситуация в РФ во многом повторяет царскую – технологические потребности входят в противоречие с произволом хозяина страны.

Что действительно для страны – действительно и для отдельно взятого частного предприятия, которое по мере своего технологического развития постепенно, автоматически и как бы незаметно перестает быть частным.

С развитием технологий, повышением квалификации и общего интеллектуального уровня работников происходит автоматическое сжатие диапазона произвола для формального владельца производства.

Главный парадокс производственной квалификации очевиден: чем быстрее выходят из эксплуатации технические устройства, тем дольше нужно готовить людей, способных их произвести . Папирус производили тысячи лет подряд, бумажные книги – только сотни (век бумажной литературы кончается с приходом Интернета), граммофонные пластинки – только десятки лет, а компьютерные диски не сумели прожить между дискетами и «флешками» даже полноценного десятилетия. Однако квалификация человека, изготавливающего компьютерный диск с его «коротким бабьим веком», несопоставима с квалификацией средневекового печатника.

Если прежде много поколений мастеров учились одному и то му же ремеслу, и потребность в том или ином мастерстве отпадала КРАЙНЕ РЕДКО (отчего и отраслевые геноциды - профциды, аналогичные вымиранию индийских ручных ткачей – случались не часто), то ныне одно поколение умудряется пропустить через себя несколько технологических укладов. В то же время, как мы уже отмечали выше, только очень наивный человек может думать, что представителя ненужной профессии можно БЫСТРО переучить на что-то совсем постороннее его прежней отрасли. Быстро и относительно дешево переучиваются только чернорабочие – на чернорабочих же.

Профессиональное образование и квалификация оказываются в довольно узком (и постоянно сужающемся) коридоре возможностей. С одной стороны, очевидна дезактуализация рыночных перетоков из отрасли в отрасль, исчезает возможность альтернативного профессионального выбора. Профессиональная подготовка, с одной стороны, настолько сложна, а с другой – настолько узкоспецифична, что переход в новую профессию в зрелом возрасте становится все тяжелее и тяжелее.

С другой стороны, чем реже человек может изменить профессии, тем чаще профессия начинает изменять человеку . Вот ведь какая незадача! Десять лет учиться сложному технопроцессу, чтобы затем узнать, что его сменил принципиально иной, ещё более сложный технопроцесс!