Николай Зенькович - Новости из Кремля

Язов.

Думаю, что это было коллективным решением. У меня был всегда известный скепсис в отношении того, стоит ли вообще что-то предпринимать. У меня были свои сомнения. Когда они вернулись, мы сидели в Кремле, в кабинете премьера Павлова.

Следователь.

Итак, вы, Павлов, кто еще? Был при этом Янаев?

Язов.

Да, он подошел, около семи или восьми, то есть после их возвращения. Они прибыли около 21 часа... Был создан комитет после того, как посланцы вернулись от Горбачева — с довольно кислыми физиономиями. Тот их практически выгнал. В беседе он сказал: ну, вы должны сами решать, что вы делаете. Когда они сообщили, что они практически выдохлись, что идея нереализуема, то было ясно: Янаев должен подписать документ. Поскольку Горбачев не был болен, мы должны были сначала объявить его больным. Тут для нас стало ясно, что наш прежний план рухнул.

Следователь.

Как возник Государственный комитет по чрезвычайному положению?

Язов.

Мы сидели у Павлова. Около девяти появился Янаев. Потом пришел Лукьянов, он прибыл на самолете, его вызвали, он был в отпуске. Лукьянов сказал, что он не может стать членом какого-то комитета. Я, говорит он, Председатель Верховного Совета, это законодательный орган, которому подчиняется все и вся. Единственное, что я могу, это сделать заявление о нарушении Конституции, которое вызовет в любом случае подписание Союзного договора... Янаев к этому времени был довольно пьян, т. е. он в какой-то степени как следует повеселился.

Следователь

. А Крючков тоже был пьян?

Язов.

Пуго, я и Крючков. Мы сказали Пуго: мы послали людей, но Горбачев целый час не принимал их. У него сейчас как раз какой-то врач с вакциной или с чем-то в этом роде. И если Горбачев сейчас согласится, Янаев какое-то время будет исполнять президентские функции.

Следователь.

А если нет?

Язов.

То, что вы сейчас имеете в виду — устранение, ликвидация или что-то в этом роде, — об этом никогда не говорилось. Около 23 часов к нам присоединился министр иностранных дел Бессмертных. Он сказал: «Если вы меня туда впишете, то конец всем иностранным делам». Около двенадцати ночи или в половине первого я был дома, в Баковке. Встал в половине шестого и поехал на службу.

Следователь.

Вы уже успели отдать какие-то приказы?

Язов.

Нет, вечером не отдавал никаких, пока не были подписаны документы. Телецентр с шести утра больше не функционировал. Мы послали туда наши подразделения. Это было около шести утра.

Следователь.

Зачем?

Язов.

Надо было объявить, что создан комитет по чрезвычайному положению, могли найтись люди, которые с этим бы не согласились.

Следователь.

А не хотели ли выяснить реакцию населения? Не испугается ли оно? Тем самым проблема была бы решена.

Язов.

Нет. Иметь две дивизии в десятимиллионном городе и рассчитывать на то, что все сразу перепугаются, — это было бы наивностью.

Следователь.

Чисто психологически именно этот ввод войск вызвал у народа сомнения, действительно ли болен Горбачев и подлинный ли документ?

Язов.

Наш президент — он непобедимый, и ввод войск был, вероятно, также ошибкой. Появились ложные слухи: злоупотребление положением президента, им кто-то манипулирует. Возможно, это и привело к тому, что мы предприняли всю эту акцию, эту авантюру.

Следователь.

Вы наверняка рассчитывали на то, что все это проглотят, что вас поддержат, не спрашивая, конституционно ли все это.

Язов.

Хорошо, такая мысль у нас была в подсознании.

Следователь.

Тогда вы видели, что вы завязли в этой афере, откуда нужно выбраться?

Язов.

Да, конечно. Я тогда начал кое-какие приготовления. Все это уже, собственно говоря, катилось под откос. Эти объявили: будем собираться два раза в день, а собрались всего один раз. А на следующее утро я вообще не пошел.

Следователь.

Вы имеете в виду 21 августа?

Язов.

Да, вчера. Я начал отвод своих войск.

Следователь.

Если вы уже после пресс-конференции увидели, что зашли чересчур далеко и совершили преступление, почему вы продолжали? Я имею в виду ввод танков в ночь с 20-го на 21-е, комендантский час, назначение коменданта города.

Язов.

Так уж случилось. Будем говорить откровенно, а я всегда говорю откровенно: когда было введено чрезвычайное положение, среди людей настолько широко распространился слух, что вслед за этим последует комендантский час. Только на следующий день этот вице-президент, этот Янаев ввел чрезвычайное положение. Но когда было объявлено чрезвычайное положение, и я назначил генерала Калинина комендантом города, тому потребовались совершенно иные силы и средства, ибо чрезвычайное положение и комендантский час — это две разные вещи. Так и случилось, что он только 20-го вечером смог издать распоряжение о введении комендантского часа. На это требуются дополнительные силы — и все это в условиях проливного дождя и политизации народа.

Следователь

. Кто мог рекомендовать Янаеву ввести комендантский час? Янаев же не военный. Но только честно.

Язов.

Я же и говорю только честно. Вы пытаетесь заострить на этом после каждого вопроса, а я всегда говорю только честно. Он ввел в Москве чрезвычайное положение, а Калинин, комендант, объявил комендантский час.

Следователь.

По чьей рекомендации?

Язов.

По моей рекомендации.

Следователь.

Ваша рекомендация разогнать силы, защищавшие Белый дом? Ведь формальный повод был бы: в 23 часа все должны разойтись по домам.

Язов.

Но там было 70 тысяч человек.

Следователь.

Но по городу все же ездили танки.

Язов.

Они передвигались, но я запретил применение огнестрельного оружия. Они должны были только блокировать улицы.

Следователь.

Ситуация, сравнимая со спичкой перед пороховой бочкой. Достаточно было и случайностей.

Язов.

Кто мог представить, что сверху с этого подземного перехода будут бросать бутылки с зажигательной смесью? Там же построили баррикады из автобусов... Там были пять или шесть БТР в подземном переходе, как в ловушке.

Следователь.

Заменялись ли войска, например, те, которые стояли перед Белым домом? И не потому ли, что военнослужащие входили в контакт с народом и были уже политически ненадежны?

Язов.

Был батальон Тульской дивизии, и его командир — бывший начальник этой дивизии и личный друг Ельцина, тот отвел батальон — для разрядки, для спокойствия.