Владимир Брюханов - Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну

Уволен был Зубатов, таким образом, ни за что.

Письма, зачитанные в кабинете Плеве, позднее нигде не фигурировалии, очевидно, никакого криминала в отношении Зубатова не содержали. Фон Валь присутствовал как свидетель скандала, на который Зубатов был явно спровоцирован. Но скандал был необходим, чтобы в передаче фон Валя и самого Зубатова оправдать гнев министра перед всеми сотрудниками Департамента. Особенно обыгрывалось, что Зубатов хлопнул дверью так, что стекла чуть не посыпались ! Потрясенные соратники Зубатова стали ждать возвращения Лопухина из-за границы и разрешения нелепой ситуации.

Вслед Зубатову полетело в Москву распоряжение вице-директора Департамента полиции Н.П.Зуева начальнику Московского Охранного отделения В.В.Ратко (сослуживцу и соратнику Зубатова) о запрещении Зубатову посещать отделение и вступать в контакты с прежними сотрудниками. В жизнеописания Зубатова вошла легенда, что Зубатов нарушил распоряжение, устанавливал какие-то таинственные связи, и за это подвергся последующей ссылке во Владимир. Легенда эта лишена оснований.

Возможно, что Зубатов в Москве действительно что-то предпринимал, хотелось бы знать – что именно. Но очевидно, что оба человека, которые ему реально могли бы помочь – Лопухин и Азеф, находились очень далеко, и никакая конспиративная связь с ними в данной ситуации Зубатову была не доступна. Достоверно известно только, что Зубатов в это время готовил подробнейший оправдательный доклад к возвращению Лопухина. Пауза между высылкой Зубатова из Питера и последующей ссылкой во Владимир объясняется тем формальным обстоятельством, что ни снять его официально с должности, ни отправить в административную ссылку было невозможно ввиду отсутствия его непосредственного начальника– Лопухина. Возвращения последнего, следовательно, должен был теперь дожидаться и Плеве.

Одновременно с отправкой Зубатова из Петербурга был пущен слух, что причина этого – Одесская забастовка. Широкой публике было невдомек, что возражение Зубатова министру было вполне резонным: Зубатов не должен был нести исключительную ответственность за политику всего Департамента, официально одобренную самим министром.

Об отставке Витте писали газеты всей Европы. О снятии Зубатова пока ничего не сообщалось.

Потрясенный Лопухин в письме из Парижа к Зубатову от 21 августа задавал вопрос о Витте: « Что сие значит? Это может иметь огромное политическое значение » [589] Б.П.Козьмин. Указ. сочин., с. 38. . Не получив ответа, Лопухин пишет 2 сентября: « Многоуважаемый Сергей Васильевич! Неужели вы мне ни разу не писали? /.../ Я не только от вас, но и вообще из департамента ни строчки не получил » [590] Там же, с. 38-39. , – Лопухину было от чего дергаться, не имея вестей.

Ближе к середине сентября Ратаева и Лопухина известили, наконец, что Зубатов отстранен от должности, а тут в Париж пожаловал и сам Витте.

Характерная деталь: Витте от Петербурга плотно сопровождали филеры Департамента полиции. Не будучи профессионалом в этой сфере, Витте ничего не замечал, пока ему об этом не сообщили сначала И.Ф.Манасевич-Мануйлов (журналист в Париже и резидент Департамента полиции), а затем и французская полиция.

Манасевич-Мануйлов был сыном еврея Манасевича – мелкого жулика, сосланного в Сибирь за подделку документов. Там яркого и способного ребенка усыновил богатый сибирский купец Мануйлов. Это, а также принятие христианства, позволило Манасевичу-Мануйлову получить образование в Петербурге. Здесь он стал сексуальным партнером князя Мещерского, покровительство которого позволило ему начать бурную политическую карьеру.

В Париже Ратаев и Мануйлов вдвоем заменили уволенного в 1902 году Рачковского: первый – по чисто розыскной линии, второй – по политической. И Мануйлов, и французы стремились сохранить хорошие отношения с Витте и подчеркивали свою лояльность, отводя от себя его возможные подозрения.

Лопухин явился к Витте – прямо узнать, не нескромность ли в хранении секретов последним привела к краху Зубатова. Витте, как мы помним, категорически это отрицал и сообщил, что Зубатов снят из-за Одессы. Лопухин отверг эту возможность, объяснив, как и Зубатов в кабинете Плеве, что Зубатов не должен был персонально отвечать за политику, проводимую всем Департаментом.

По-видимому это объяснение в сочетании со сложившимся у Витте впечатлением, что и не Лопухин предал Зубатова, и привело Витте к уверенности в вине Мещерского; пока же о ней не было произнесено ни слова.

Прошедшая часть беседы удостоверила обоим, что каждый из них в курсе неизвестных нам прежних планов и намерений Зубатова. Поэтому Витте рискнул поднять новую тему. Лопухин через двадцать лет вспоминал об этом так: « Речь Витте, облеченная в форму двусмысленных намеков, приняла такой смысл: у директора департамента полиции, ведь, в сущности находится в руках жизнь и смерть всякого, в том числе и царя, так нельзя ли дать какой-нибудь террористической организации возможность покончить с ним; престол достанется его брату (тогда еще сына у Николая II не было), у которого я, С.Ю.Витте, пользуюсь фавором и перед которым могу оправдать протекцию и тебе. /.../ речь С.Ю.Витте могла вызвать только отвращение. Я ушел от него, и на этот раз на целые три года » [591] А.А.Лопухин. Отрывки из воспоминаний (По поводу «Воспоминаний» гр. С.Ю.Витте). М.-Пг., 1923, с. 73. .

Отвращение Лопухина вполне понятно. Можно только поспорить о том, кто же заслуживал большего отвращения: царедворец Витте, мечтающий убить царя; держиморда Плеве, ненавидимый всей Россией; или, наконец, сам царь, поддерживающий порядок, при котором его ближайшие помощники стремятся уничтожить и друг друга, и его самого.

Заметим также, что отвращение Лопухина было не столь уж и велико: вроде как за высказанное пожелание цареубийства Лопухин решил наказать Витте трехлетним бойкотом! Если всерьез, то последние слова Лопухина можно расценить так, что тогда в Париже Лопухин не дал Витте окончательного ответа – он был просто не готов ни к развитию беседы, ни к ее решительному прекращению. Через три же года (точнее – через два года с небольшим; тут он не совсем точен в хронологии) ничто не помешало Лопухину возобновить прерванный диалог.

Но тогда, в сентябре 1903 года, Лопухин, немного подумав, счел предложенный Витте союз не таким уж и выгодным. Наоборот, отставка Витте дарила Лопухину неожиданные возможности. За полтора года до этого он котировался в лучшем случае лишь третьим кандидатом на место убитого Сипягина, т.е. почти не имел никаких шансов. Теперь же он стал первым соперником Плеве.