Владимир Брюханов - Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну

Но в то же саме время в руках Азефа было практически бесконтрольное использование средств Боевой Организации, с 1903 года находившихся в его полном распоряжении. Одновременно и его жена, состоявшая официальным представителем Партии социалистов-революционеров в Париже имела доступ к партийным деньгам, которыми она « пользовалась без всякого контроля » [534] Б.Николаевский. История одного предателя. Террористы и политическая полиция. М., 1991, с. 355. .

Последнее, однако, едва ли поддается однозначной трактовке, поскольку « Азеф ругал жену за каждую копейку, был противником любых трат, внешне они жили весьма скромно, хотя сам Азеф любил удобства, хорошие костюмы, короче говоря, „жизнь“ во всех ее проявлениях » [535] Р.А.Городницкий. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг., с. 168. .

Позднее Л.П.Менщиков, один из ближайших сотрудников Зубатова, а затем и Герасимова, выражал недоумение и возмущение деятельностью Азефа: последний получал бешеные деньги, а за все годы сотрудничества (1901-1908) выдал полиции всего нескольких революционеров, да и то большинство из них – уже известных и преданных другими полицейскими провокаторами, о чем Азеф мог знать или догадываться, и завершал анализ его деятельности вопросом (не известно, насколько искренним): « Кто же в сущности был Азеф? Кому же он служил в действительности? » [536] Л.Меньщиков. Указ. сочин., ч. III, М., 1932, с. 22. .

К окончательному ответу на этот вопрос мы еще вернемся, а в отношении 1901-1903 годов определенно скажем, что Азеф выполнял специальную миссию, возложенную на него Зубатовым.

В декабре 1901 года в Берлине и произошла встреча Гершуни с Азефом.

Какое же задание получил Азеф от Зубатова, отправляясь за границу? Это никогда не было и никогда не будет известно. Однако, если судить по тому, что делал Азеф в 1901-1903 годы, и тому, как использовал эту деятельность Зубатов, общую идею задания нетрудно восстановить.

Азеф должен был за границей связаться с революционерами (возможно – персонально с Гершуни), способствовать возрождению террора (возможно – и осуществлению отдельных актов), а затем выдать террористическую организацию охранке. Так именно это и произошло. Это и был четкий план Зубатова: вызвать революционеров на террор, а затем раздавить.

Сложнейшим вопросом, на который невозможно дать однозначный ответ, заключался в том, должен ли был стать непосредственной целью первого по счету покушения, наиболее неотразимого в силу его внезапности, именно министр внутренних дел Сипягин, лично оказавшийся наиболее серьезной угрозой для всей деятельности Зубатова?

Возможно, об этом между Зубатовым и Азефом и не было сказано ни одного слова, но у последнего и у самого была голова на плечах! Азеф вообще отличался поразительным умением понимать высказанные и невысказанные мысли собеседников. Так или иначе, но никакого третьего свидетеля подобных разговоров не было и быть не могло!

Но специфика этого сложного задания (и Зубатов, и Азеф действовали на грани, если не за гранью государственного преступления) требовала и соответствующего обеспечения со стороны охранки. Обеспечение это должно было состоять в том, что Азеф должен был быть и оставаться единственным агентом, внедренным в создаваемые ЦК ПСР и БО,– в противном случае противозаконная деятельность Азефа (от которого прямые нити вели к Зубатову) могла стать известной коллегам Зубатова в охранке, а это (учитывая сложившуюся тогда ситуацию вокруг Зубатова) было смертельно опасно если не для жизни и свободы последнего, то для карьеры безусловно.

Поэтому с самого начала работа Азефа протекала в совершенно беспрецедентных условиях: охранка не только не пыталась проконтролировать деятельность своего агента перепроверкой получаемых сведений, но и принимала все меры к недопущению других агентов в круг деятельности Азефа. Это давало Азефу полную свободу рук в любых противозаконных деяниях, чем он отлично и воспользовался.

Его невероятная политическая карьера обязана не только его личным выдающимся качествам, но и указанной исключительности его положения: в отличие от других революционеров он был неприкосновенен для полиции,и, в отличие от других агентов полиции, ничем не был стеснен в выборе методов деятельности.

Гигантский авторитет Азефа развеялся как дым, когда в 1908-1909 годах он был разоблачен как агент охранки. Преклонение перед вчерашним кумиром сменилось глубокомысленными рассуждениями на тему, на кого именно и в чьих именно целях работал этот агент. (Подобный массовый идиотизм имел место и в 1917 году, когда ведущие политики страны, вместо того, чтобы уяснить причины стремительного взлета влияния большевиков, кричали о немецком шпионаже, будто это что-то могло объяснить и чем-то при этом помочь). В результате вся деятельность этого крупнейшего политика тогдашней России осталась непонятой и необъясненной.

Кроме того, никто всерьез не задумывался над тем, что гораздо более важным вопросом, чем тот, на кого именно работал Азеф, является вопрос о том, против кого он работал. Позднее стало очевидно, что он работал и против правительства , и против революционеров . Практически это означало, что он должен был бояться провала и с той, и с другой стороны. Причем характер его преступной деятельности (против обеих сторон) однозначно подразумевал, что его преступления караются безусловной смертной казнью – на меньшее они не тянули. Это уже практически из области чудес вышло так, что Азеф (как и Дегаев) не был уничтожен ни одной из сторон.

Это означает и то, что и Азеф, и другие подобные двойники (из них общеизвестны лишь немногие: Дегаев, убийца Столыпина Д.Г.Богров и еще несколько менее знаменитых, но на самом деле их было гораздо больше – нам удалось выявить еще по меньшей мере шестерых, принадлежавших к разным революционным организациям; об одном, продержавшемся в этой роли не более нескольких месяцев – О.М.Говорухине – мы уже рассказали [537] См. раздел 2.4. ) находились под таким прессом ежедневной нагрузки, связанной с необходимостью страховаться от ошибок и просчетов, какую и в близкой степени не испытывали обычные революционеры или обычные агенты полиции – опасность этим двум категориям угрожала только с одной из сторон, а на безоговорочную поддержку другой стороны они могли целиком полагаться (хотя чисто практически такая помощь нередко оказывалась бесполезной или бессильной).

Разумеется, любой агент полиции в революционных рядах был в какой-то степени двойником: ведь не мог же он пользоваться доверием революционеров, если бы не совершал что-то вредное правительству и полиции. Но «честный» агент полиции (вас не умиляют формулировки типа: честный революционер , честный полицейский , честный вор ?) обычно должен докладывать полиции и об этом, и тогда она берет ответственность на себя. Однако докладывать все подряд не может никто (кроме Арчи Гудвина, пересказывавшего Ниро Вульфу абсолютно все – но это могло происходить только на страницах абсолютно нежизненных криминальных романов), поэтому разница между честным агентом и двойником трудно уловима. Но все-таки понятно, что это явления разного качественного порядка.