Георгий Вачнадзе - Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине

Осенью 1990 года КПСС проиграла парламентские выборы в Грузии точно так же, как за несколько месяцев до этого она проиграла их в Литве, Латвии, Эстонии, Армении. И в былые доперестроечные времена всесоюзные теленовости не приводили в восторг телезрителей в республиках, но то была «жвачка для глаз», практически одинаково оставлявшая безучастными весь многонациональный СССР. Ну кто бы тогда из журналистов и редакторов ЦТ посмел всерьез задеть, выступая по «Времени» во всесоюзном эфире, ту же, к примеру, Грузию? Да ведь ее «хозяин», тогдашний первый секретарь ЦК коммунистической партии республики (до 1986 года — Эдуард Шеварднадзе) был одновременно кандидатом в члены политбюро ЦК КПСС.

С весны 1989 года, после трагедии 9 апреля, поливало ЦТ СССР всех «грузинских националистов» без разбору. Вот и шли возмущенные письма в Москву, «Центральному телевидению Советского Союза», некоторые из которых печатала местная пресса. Одно из них, самое безобидное, опубликовала тбилисская еженедельная русскоязычная газета «Народное образование» (12.10.1990) за подписью председателя Союза грузинских христиан В.Рцхиладзе:

«9 октября сего года ночью Всесоюзное телевидение показало рекламное объявление о подписке на журналы и газеты. В частности, говорилось о журнале „Советская литература“. С целью его рекламирования и привлечения к нему внимания читателей был показан будущий автор этого журнала, участник войны в Афганистане и „герой“ трагедии 9 апреля 1989 года в Тбилиси генерал Игорь Родионов, который с улыбкой на лице рассказывал зрителю о своих планах на будущее. А сидящий рядом с ним редактор журнала Проханов заявил приблизительно следующее: сегодня много говорят о плохой, сатанинской России, но ведь существует и святая, мистическая Русь.

После всего этого показали прекрасные образцы русской церковной живописи, которые будет публиковать в дальнейшем указанный журнал.

Хочу сообщить, что пишет это письмо грузин, верующий, православный христианин, бывший политзаключенный, который, будучи даже в ссылке, где ему не давал покоя кованый стук русского сапога, с любовью и упованием взирал на святую, мистическую Русь. Русь Сергия Радонежского и Серафима Саровского, Владимира Соловьева и Льва Толстого.

Со дня выхода на свободу я перевожу и публикую на грузинском языке жемчужины именно русской религиозной мысли, начиная с Николая Бердяева и кончая Владимиром Лоском. Но то, что я увидел в вашей передаче, где с палачом грузинского народа беседуют о святынях России, считаю архикощунством и уверен в том, что такого же мнения не только грузины, но и всякий честный и верующий русский. Именно подобного рода передачи и публикации закладывают основу антирусским настроениям и русофобии.

Второе, на чем хочу заострить ваше внимание, это заявления, сделанные в зале московского суда антисемитом Смирновым-Осташвили, показанные в той же передаче спустя несколько минут после выступления Родионова. В вашей передаче его представили многомиллионному зрителю только как Осташвили, убрав его русскую фамилию Смирнов. Считаю, что и это не случайно. Разве среди многочисленных русских антисемитов, соратников организации „Память“, не оказалось ни одной истинно русской фамилии, чтобы не фигурировал только Осташвили? Может быть, и распространение антисемитизма в России заслуга грузин?»

С осени 1990 года всесоюзное телевидение стало все более явственно отклоняться в сторону позиций «здоровых коммунистических сил», как говорилось у нас совсем еще недавно. Главные теленовости страны не только возмущали рядового зрителя из национальных республик, но навевали грусть и в среде русской интеллигенции. Во втором номере появившегося тогда нового столичного еженедельника «Куранты» можно было прочесть в сентябре 1990 года сенсационные цифры социологического опроса: программа «Время» признана зрителем худшей из всех телепрограмм. Причем с громадным отрывом от передачи, удостоившейся чести стать второй среди самых плохих.

До тех пор, пока у нас существовала одна информационная программа, создаваемая одной редакцией, нам было не преодолеть унылого однообразия и примитивной однозначности «Времени». Она, как и в брежневскую пору, продолжала оставаться «голосом государства», чем-то вроде ТАСС с «картинками». Впрочем, если сущность ТАСС ни у кого не вызывала сомнения, то «картинки» «Времени» способны были ввести в заблуждение, создать иллюзию разнообразия. Хотя, понятно, изобразительное многообразие не отменяло унификации переда ваемых сообщений.

Тотальность информационной телепрограммы была заложена уже с самого начала. Она грубо вторглась в сетку вечернего вещания, расколов его на две неравные половины, заняв лучшее время. Мало того, на всех каналах в приказном порядке демонстрировалось «Время»: официальные новости становились принудиловкой для зрителя. Только на пятом году перестройки, к 1990 году, наметились некоторые по слабления — из пяти каналов, которые принимала столица, «Время» занимало, в зависимости от дней недели, всего три или четыре.

Всеми средствами теленачальство не забывало напомнить миллионам зрителей, что «Время» — это главная среди всех передач. Она — единственная, которая не подчиняется никакому графику. Человек, намеревающийся с 21.40 посмотреть фильм, мог отправиться спать, так и не дождавшись его начала. Программа новостей чуть ли не каждый день превращалась в громоздкий, многословный отчет о каком нибудь казенном мероприятии, о котором можно было бы сообщить в двухминутном репортаже, передоверив подробности газетам.

Дикторы и комментаторы в вечерней программе «Время» менялись, как перчатки. В самом деле, ведь непросто, подобно актеру на сцене, разыгрывать в прямом эфире возмущение действиями «националистов» в Литве (Грузии), когда отлично знаешь, что зарубежное радио да и добрая половина отечественной печати отображает те же самые события куда более непредвзято и объективно. Ну как сотруднику «президентского телевидения» (т. е. выражающего волю Президента СССР) объяснять на полном серьезе в программе «Время» 13–15 января 1991 года, что ночной штурм здания телевидения в Вильнюсе десантниками при поддержке танков и открытие огня из автоматов по безоружной толпе были санкционированы… командующим вильнюсским военным гарнизоном без согласования с Москвой.

«Время» без зазрения совести брало на себя функции выразителя интересов тех военно-коммунистических группировок, которые не скрывали своих намерений силой свергнуть в ряде республик избранные народом законные структуры власти. ЦТ СССР считало, что КПСС непобедима, потому что, даже проиграв свободные выборы в республиках, она с помощью армии может легко вернуть себе утраченные позиции. В доперестроечные времена дикторы программы «Время» по бумажке читали то, что для них писали другие. При Л.Кравченко комментаторы «Времени», убеленные сединами профессиональные лжецы и совсем еще не оперившиеся юнцы сами активно занимались подрывной деятельностью, пытаясь творчески выполнять заказ уходящих в тираж коммунистических сил в Москве (Вильнюсе, Ереване, Баку и т. д.). Официальная телепрограмма «Время», высказываясь о республиках Прибалтики и Закавказья, систематически разжигала гражданскую войну, тщательно пестуя, пропагандируя и поощряя выступления лиц некоренной национальности на территории тех или иных республик. В московской «Литературной газете» (16.1.1991) ее обозреватели по проблемам телевидения Н.Когинова и Л.Польская поместили заметку под заголовком «„Время“, назад!»: