Игорь Овсяный - 1939: последние недели мира.

К той же категории «обмолвок» можно отнести и неоднократно публично высказывавшееся Гендерсоном мнение, что «Англия хочет сохранить за собой море, европейский континент можно оставить Германии».

Нелегкая задача встала перед Гендерсоном летом 1939 г. В соответствии с разработанной в Лондоне тактикой предпринимавшиеся английским правительством шаги по организации «фронта мира» должны были создать у гитлеровцев впечатление, что Англия всерьез намерена противодействовать агрессии. К большому огорчению Чемберлена, в Берлине этому не верили. «…Лидеры нацистской партии, включая, разумеется, Риббентропа, – сообщал Гендерсон 4 мая 1939 г., ссылаясь на получаемую посольством информацию, – полагают, что Англия все еще не готова в конечном счете пойти на войну». Через несколько дней, 9 мая, Гендерсон получил от Галифакса указание: при подходящем случае желательно в присутствии Кейтеля заявить, что нападение Германии на Данциг повлечет за собой выступление Англии и Франции. Приняв поручение к исполнению, Гендерсон, как видно, мало надеялся на эффективность подобного шага. Он предложил более тонкий ход: как бы «по ошибке» вторично направить на его имя телеграмму, содержащую приведенное выше указание, использовав при этом шифр, который (как он знал) был известен гитлеровцам. Его совет был принят – 11 мая телеграмма вторично поступила в английское посольство в Берлине. Выждав несколько дней, Гендерсон решил «проверить удочки». Он посетил Вайцзекера и сделал ему предписанное в телеграмме заявление. Но германский дипломат, вопреки своему обыкновению, не записывал слов посла. Гендерсон получил, таким образом, основание сообщить в Лондон, что трюк с телеграммой удался.

Любопытная подробность, ставшая известной только после войны. За два дня до визита Гендерсона к Вайцзекеру германский посол в Риме Макензен передал телеграфом в Берлин идентичный текст, полученный им от Муссолини: итальянская разведка перехватила дубликат, направленный Форин оффисом для информации своего посла в Риме, и сообщила его гитлеровцам.

По свидетельству Вайцзекера, техника расшифровки перехваченных текстов «Форшунгсамтом» Геринга была настолько успешной, что половина телеграмм иностранных посольств в Берлине не составляла секрета. Это признание, сделанное Вайцзекером в его мемуарах, – полуправда. Как свидетельствует обнаруженный в архивах германского МИД документ, начиная с сентября 1938 г. английский шифр был раскрыт, и гитлеровцы имели возможность знать содержание всех телеграмм, которыми обменивались Форин оффис и британское посольство в Берлине. (Факт констатирован английским представителем, участвовавшим в изучении и публикации трофейных документов министерства иностранных дел фашистской Германии.) Не вдаваясь в подробный анализ влияния данного обстоятельства на развитие дипломатической борьбы летом 1939 г., отметим, что одного этого было достаточно, чтобы политическое руководство рейха смогло разгадать подлинные цели британских «умиротворителей».

В подтверждение приведем лишь одну зарисовку, показывающую, как выглядел Гендерсон в глазах германских дипломатов. Цитируем запись, сделанную Вайцзекером 13 июня 1939 г.

«Английский посол, который посетил меня сегодня в связи с нарушением валютных предписаний, будто бы совершенных его немецким слугой (Гендерсон не обладал богатым воображением. – Авт.), перевел затем разговор на беспокоящий его вопрос о том, удастся ли пережить нынешнее лето без конфликта… Гендерсон, явно имея поручение, говорил о готовности Лондона к переговорам с Берлином… Можно было понять, что он не одобряет отношения Англии к Польше («обмолвка»?), не придает никакого значения пакту с Россией (опять «обмолвка»?)».

Характер деятельности английского посла в Берлине очевиден.

Неудачи многократных попыток Гендерсона нащупать почву для переговоров с гитлеровской верхушкой позволяют понять то повышенное внимание, которое было уделено прибытию в Лондон упоминавшегося выше Тротт цу Зольца. После беседы в Кливдене 8 июня он был принят (неофициально, разумеется), самим Чемберленом, который подтвердил взгляды, высказанные Лотианом.

– Вы думаете, я счастлив, что принимаю эти обязательства? – возразил британский премьер на упрек Тротта по поводу политики «окружения» Германии. – Меня к этому вынуждает господин Гитлер. Если Германия восстановит доверие к себе, он сможет снова защищать политику уступок.

Реальных результатов проведения «позитивного» аспекта политического курса «умиротворителей» пока еще не было. Приходилось продолжать переговоры в Москве. Примечательный факт: в тот же день, 8 июня, Галифакс пригласил на беседу И.М. Майского.

– Британское правительство, – заявил он, – очень хотело бы возможно скорее прийти к заключению договора между тремя державами. В этих целях в Москву направляется сотрудник Форин оффиса Стрэнг. Его задачей будет информировать английского посла Сидса о взглядах и настроениях правительства Великобритании в отношении англо-советских переговоров. Стрэнг полностью в курсе дела и, – подчеркнул Галифакс, – «очень искусен в редактировании всякого рода дипломатических документов и формул».

Итак, двойная игра продолжалась. Как далеко зашло по этому пути английское правительство, дает возможность понять секретная инструкция, врученная Стрэнгу перед отъездом в Москву.

«Проект договора в том, что касается формулировок, – говорилось в документе, – должен быть как можно более кратким и простым… Учитывается, что в результате этого в тексте могут остаться лазейки и в дальнейшем, возможно, возникнут расхождения во мнениях в отношении толкования договора…»

Так вот какое искусство Стрэнга имел в виду Галифакс! Форин оффис, стало быть, направлял в Москву «опытного дипломата», способного, по мнению Лондона, обвести московских партнеров вокруг пальца!

Советское правительство, глубоко заинтересованное в упрочении мира, продолжало настойчиво добиваться заключения пакта о взаимной помощи с западными державами. 2 июня оно передало Англии и Франции свой проект договора, основанный на принципе равенства сторон и взаимности обязательств. В нем предлагалось совместные гарантии трех держав распространить на Бельгию, Грецию, Турцию, Румынию, Польшу, Латвию, Эстонию и Финляндию. Предусматривалось, что механизм взаимопомощи в случае необходимости будет приведен в действие немедленно, независимо от какой бы то ни было процедуры прохождения вопросов в Лиге наций. Договор должен был вступить в силу одновременно с военной конвенцией о формах и размерах военной помощи, оказываемой участниками пакта.