Сергей Кара-Мурза - Россия при смерти? Прямые и явные угрозы

Если верить Росстату, объем промышленного производства в России к концу 2006 г. лишь на 3 % превысил уровень 1980 года. В дореформенном 1990 году промышленное производство было почти на треть больше, и нам еще очень далеко до того, чтобы этот спад преодолеть, мы пока лишь слегка оживили старые парализованные мощности. А производство машиностроения в 1990 г. было на 46 %, то есть почти в полтора раза больше, чем в 2006 году. С сельским хозяйством дело еще хуже — нам еще очень далеко до уровня 1980 года, и мы к нему приближаемся медленно, ежегодные приросты малы.

Провал колоссальный, ряд отраслей почти утрачен. Нужна мобилизационная восстановительная программа — но способна ли верховная власть ее предложить?

Целеполагание выступает в связке с рефлексией. Одно без другого недейственно. Невозможно ставить цель на будущее, не подведя итога прошлому как результата предыдущих решений. Но верно и обратное: если дается радикальная оценка состоянию, из которого выходит система, нельзя уклониться от целеполагания.

Эта связка и дискурсе российской власти разорвана. Вчитаемся в такие слова Послания В.В. Путина 2007 года: «Есть и те, кто… хотел бы вернуть недавнее прошлое. Одни — для того, чтобы, как раньше, безнаказанно разворовывать общенациональные богатства, грабить людей и государство. Другие — чтобы лишить нашу страну экономической и политической самостоятельности».

Тут — небывалое по выразительности определение недавнего прошлого («правления Ельцина»). Это была Смута, когда одни безнаказанно грабили людей и государство, а другие лишали нашу страну экономической и политической самостоятельности. Но как можно сказать такие слова и даже и намекнуть, кто конкретно грабил людей и государство, кто лишал страну независимости и, если попросту, когда состоится над ними нормальный суд согласно Уголовному кодексу Российской Федерации.

Принципиальный дефект той мировоззренческой структуры, на основе которой производилось целеполагание реформ — этический нигилизм , игнорирование тех ограничений, которые «записаны» на языке нравственных ценностей. Отсутствие этой компоненты в программах больших реформ выхолащивает их смысл, лишает легитимности. Постановка цели реформы всегда предваряется манифестами, выражающими этическое кредо ее интеллектуальных авторов. Они обязаны сказать людям, « что есть добро » в их программе и что есть меньшее зло по сравнению с альтернативными программами.

Сами по себе политические или экономические инструменты или механизмы (демократия, рынок и пр.) не могут оправдывать слом жизнеустройства и массовые страдания людей. Современный капитализм и буржуазное общество могли быть построены потому, что им предшествовало построение новой нравственной матрицы — протестантской этики . Она предложила людям новый способ служения Богу , инструментом которого в частности была нажива. Именно в частности, как один из инструментов, а не как идеальная цель. Новое представление о добре и связанный с ним новый тип знания, порожденные Реформацией, легитимировали новое жизнеустройство, оправдали страдания.

Ничего похожего не имело места в эпоху Горбачева-Ельцина. За первые десять лет перестройки и реформы обществоведение реформаторов много сделало, чтобы вообще устранить из мировоззренческой матрицы власти сами понятия греха и нравственности, заменив их критерием экономической эффективности.

Н.П. Шмелев писал: «Мы обязаны внедрить во все сферы общественной жизни понимание того, что все, что экономически неэффективно, — безнравственно и, наоборот, что эффективно — то нравственно» [4]. Здесь принято новое соподчинение фундаментальных категорий — эффективности и нравственности . Это радикальный разрыв с традиционной шкалой ценностей, в которой «совесть — выше выгоды». Для нашей темы важен тот факт, что власть декларировала построение правового общества, но подобными декларациями легитимировала криминальный порядок.

Реформа не просто не сформировала чего-то похожего на протестантскую этику, она сформировала ее антипод — этику социального хищника и расхитителя средств производства и жизнеобеспечения общества.

Уже на первых этапах реформы власть проявила столь безжалостное отношение к населению, что даже академик Г.А. Арбатов посчитал нужным отмежеваться от правительства реформаторов: «Меня поражает безжалостность этой группы экономистов из правительства, даже жестокость, которой они бравируют, а иногда и кокетничают, выдавая ее за решительность, а может быть, пытаясь понравиться МВФ» [5].

Согласно наблюдениям А.Тойнби, элита способна одухотворять большинство, лишь покуда она одухотворена сама. Ее человечность в отношении большинства служит залогом и одновременно показателем ее одухотворяющей силы. С утратой этой человечности элита, по выражению Тойнби, лишается санкции подвластных ей масс. Именно это национальное несчастье случилось за последние десятилетия в России.

Рассмотрим один из векторов развития, который настойчиво предлагается для России видными представителями власти и элиты реформаторов. Он еще официально не выдвинут как национальная цель, но реализауется на практике.

В своем предисловии к «Черной книге коммунизма» А.Н. Яковлев предложил реформаторам доктрину « Семь «Д» — семь магических действий, которые надо совершить в ходе реформы. Это — формула целеполагания, обнародованная академиком РАН, членом Политбюро ЦК КПСС, «архитектором» перестройки.

Четвертым «Д» у него стоит деиндустриализация . Разъяснение этой немыслимой цели заменено бессвязными и не имеющими отношения к теме банальностями вроде такой: «Сегодня более чем очевидно, что материальный и духовный мир едины». Что это такое, при чем здесь это? Как из этой сомнительной сентенции вытекает, что в России надо проводить деиндустриализацию?

Главный вывод апокалиптичен и столь же нелеп. Если, мол, наши заводы будут продолжать шуметь и дымить, то: «Сначала «положим зубы на полку» из-за почвенного Чернобыля, начнем угасать от химических продуктов и других индустриальных отрав, в смоговых нечистотах. А потом что? Потом экологическая смерть». И эти некогерентные и безответственные суждения становились частью доктрины промышленной политики огромного государства!

Это редкостное по своей иррациональности стремление уничтожить отечественную промышленность было широко распространено в реформаторской элите. В важной перестроечной книге В.А. Найшуль пишет: «Чтобы перейти к использованию современной технологии, необходимо не ускорить этот дефектный научно-технический прогресс, а произвести почти полное замещение технологии по образцам стран Запада и Юго-Восточной Азии. Это возможно достичь только переходом к открытой экономике, в которой основная масса технологий образует короткие цепочки, замкнутые на внешний рынок. Первым шагом в этом направлении может стать привлечение иностранного капитала для создания инфраструктуры для зарубежного предпринимательства, а затем — сборочных производств, работающих на иностранных комплектующих» [6].