Сергей Кара-Мурза - Россия при смерти? Прямые и явные угрозы

В чем же «картина иная»? Что значит, что Россия «с точки зрения бюджета вкладывает в науку не меньше ряда развитых стран»? Чиновника высшего ранга спрашивают о перспективах науки в России в реальных условиях — не «с точки зрения бюджета», а с точки зрения выживания науки как жизненно важной для страны сферы духовного производства. А в ответ — словоблудие поразительно низкого уровня.

«Вес науки в ВВП» определяется научной политикой государства , а не капризами Чичваркина или Дерипаски. Доктрину этой политики вырабатывает Министерство, где г-н Хлунов с 2005 г. служит директором Департамента научно-технической и инновационной политики. Один из важных параметров этой политики — определение величины расходов на науку, минимальных и оптимальных относительно критических потребностей страны. Это — параметр национального уровня , а не сословного, классового или корпоративного. Бюджет, ВВП, бизнес, гранты Сороса — все это технические детали. Г-н Хлунов и его начальство определили российской науке «пенсию» в 350 млрд. руб. или 12 млрд. долларов. Вот о чем речь, а не о Голландии.

Его спрашивают: на что вы расчитываете с таким финансированием? Может ли выжить наука? А он жалуется: «За рубежом ровно наоборот… Если, например, тот же «Шелл» вкладывает в исследования миллиарды, то наши ведущие российские сырьевые компании — мизерные суммы. Нам надо перевернуть эту пирамиду, ведь государство не может тянуть все на себе».

Причем здесь «за рубежом» и «Шелл»? Вы же зам. министра науки России ! Если вы считаете что «российские сырьевые компании» должны вкладывать в науки миллиарды, — так и заставьте их, на то вы и Правительство. «Нам надо перевернуть эту пирамиду»! Почему же вы ее не переворачиваете? Похоже, вы сами считаете себя не правительством России, а службой «российских сырьевых компаний».

А если частный бизнес не обязан финансировать науку, то это вполне определенная установка научной политики государства Российская Федерация, и нечего кивать на «Шелл». Он вкладывает деньги в науку не из любознательности, а потому что это предусмотрено политикой тех государств, где он действует. Такие государство установило условия и такие правила, что нарушать их для «Шелл» невыгодно.

Г-н Хлунов, в общем, отвечает на вопросы теми же штампами, что и заместители других министров. Это — сложившийся в России «дискурс власти». Его спрашивают одно, а он — совсем о другом. И быстро переводит разговор на уникальность России, которую «умом не понять». Поэтому, мол, они, министры, и не могут ничего поделать, хотя и стараются. Он жалуется газете: «Россия — уникальная страна, здесь мировой опыт — не указ. Отдельные наши бизнесмены начинают экономить прежде всего с науки».

«Отдельные наши бизнесмены»! Эти бизнесмены — не кикиморы, которые вылезли из болота и поведение которых можно списать на странные свойства природы России. Они были созданы вполне конкретным правительством по известным «чертежам», и уникальность России тут не при чем. Бизнесмены и правительство — небольшая компактная, крепко спаянная взаимными интересами и зависимостями, очень «непрозрачная» система. Г-н Хлунов — выпускник МИФИ, а качество его демагогии никак не соответствует марке этого института. Он то и дело говорит вещи, которые логически ведут к убийственному для него самого выводу. Как будто язык с сознанием у него не связан.

Резкое снижение расходов России на науку он объясняет жадностью бизнесменов. На кого рассчитана эта «наивная» отговорка? Он делает вид, что не знает исходной доктрины реформирования науки в 90-е годы. Еще скажет, что и армия пришла в такое состояние потому, что бизнесмены и меценаты на нее денег не жертвуют. Но дальше он приводит просто нелепый довод: «Ведь государство не может тянуть всё на себе». А что оно вообще «тянет на себе»? Государство — организующий институт, а тягловая сила — народ, население. Но не будем так глубоко копать. О том, чтобы оно «тянуло всё», не было и речи. Говорили конкретно о науке. Надо понимать смысл слов г-на Хлунова так, что государство не может именно науку включить в число финансируемых им сфер.

Откуда это следует? Он, инженер-физик, не знает, что совсем недавно именно государство, в нашей же «уникальной России», полностью содержало отечественную науку? Не знает, что до 1917 года то же самое делало государство Российской империи? И никто в этом не видел ничего странного — этого даже не замечали как вещи тривиальной. Почему же вдруг «оно не может»? Это — политический выбор, конкретное решение. Как мы видим по его результатам, явно ошибочное (или, если угодно, вредительское).

Сам же он признает: «Если 15–20 лет назад по многим научным направлениям Россия стояла вровень с лидерами, то сейчас существенно отстает. Такой вывод сделали около 3500 авторитетных и независимых экспертов, которые готовили доклад». Но заместитель министра по науке вряд ли признает, что это отставание — результат вполне определенных решений и действий правительства, которое он представляет. Если спросить прямо, он, наверное, опять сошлется на уникальность России: как только к власти пришло хорошее правительство, наука в ней увяла. Ну что за страна-урод!

Здесь нет возможности разбирать частные вопросы, но рассуждения г-на Хлунова о науке показывают, что в МИФИ «этого не проходили», а после вуза читать книжки о том, что такое наука, у него не было времени. Заведовать научной политикой России — муторное дело, ни на что времени не остается.

Этот эпизод отражает совершенно типичную ситуацию, которая является нормой для нынешней системы управления. Это — частная, третьестепенная угроза для России, но уже и одна она может привести к катастрофе.

К несчастью, само научное сообщество России настолько утратило способность к рефлексии, что не может выделить группу авторитетных ученых, которые смогли бы без надрыва объяснить власти, в чем стратегическая необходимость для страны сохранить и восстановить отечественную науку, несмотря на ее нынешнюю неэффективность в терминах тупого рынка. В течение целого столетия российское научное сообщество могло эту свою обязательную функцию выполнять. Академики — монархисты и кадеты — могли объяснить это Ленину в обстоятельных личных беседах и докладах. Академики Иоффе, Капица и Курчатов могли в личных беседах и записках объяснить это Сталину. Академик Келдыш мог объяснить это Хрущеву, академик А.П. Александров — Черненко. Почему сегодня В.В. Путин говорит языком Фурсенко, совершенно неадекватным ни состоянию России, ни состоянию науки?

Главные ошибки в оценке полезности науки, особенно в период кризиса, порождены не отсутствием хороших методик «измерения эффективности», а структурными причинами — тем, что из поля зрения выпадают многие важные функции науки, которых просто не замечают, когда наука функционирует. Мы обычно не думаем о счастье дышать, а утопленники нам уже не могут растолковать.