Александр Елисеев - Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны?

Теперь посмотрим — чего же хотела группа «национал-большевиков», возглавляемая Сталиным. Она взяла курс на создание мощного Советского государства, которое возродило бы старые державные традиции на новом уровне. Национальный патриотизм Сталина проявился, прежде всего, как государственный патриотизм, соединенный с социализмом. Сам же марксизм, взятый в его целостности, Иосифа Виссарионовича явно не устраивал — своими целями. Государственнику Сталину никак не могли импонировать идеи отмирания государств и наций. Ещё в 1929 году он заявил, что строительство социализма не только не ликвидирует национальные культуры, но, напротив, укрепляет их.

Сталин был категорическим противником марксистского положения об отмирании наций при коммунизме. В работе «Марксизм и вопросы языкознания» (1950 год) он утверждал, что нация и национальный язык являются элементами высшего значения и не могут быть включены в систему классового анализа, созданную марксизмом. Они стоят над классами и не подчиняются диалектическим изменениям, которые являются следствием борьбы классов. Более того, именно нация сохраняет общество, раздираемое классовой борьбой. Лишь благодаря нации «классовый бой, каким бы острым он ни был, не приводит к распаду общества». Однако нация — это не только важнейшее условие социального единства. Вслед за немецкими романтиками-националистами XIX века (такими, как А. Мюллер) Сталин провозглашает, что нация и язык связывают в одно целое поколения прошлого, настоящего и будущего. Поэтому нация и язык переживут классыи благополучно сохранятсяв «бесклассовом обществе».

В своих трудах и публичных выступлениях Сталин неоднократно, пусть и в завуалированной форме, полемизировал с «классиками» — К. Марксом и Ф. Энгельсом. Особенно критически он относился к Энгельсу, который наиболее внятно и обоснованно утверждал неизбежность отмирания государства по мере строительства социализма. В работе «Вопросы ленинизма» Сталин утверждал, что данная формула Энгельса правильна, но не абсолютно. Она применима лишь для того периода, когда социализм победит в большинстве стран мира. А если учесть, что Сталин вовсе не хотел победы социализма на Западе, то признание им правоты Энгельса носит безусловно формальныйхарактер.

Вождь использовал антирыночные «технологии» марксизма, так как они помогали строить «абсолютный порядок», никак не зависящий от хаоса товарно-денежных отношений. Социализм Сталина — это государственническийсоциализм, полемизирующий с капитализмом именно по вопросу управляемостиобщественными процессами. Коммунистом же Сталин не был, ибо коммунизм, как явствует уже из самого названия, предполагает создание коммуны — полностью самоуправляющегося общества. В работе «Экономические проблемы социализма» Сталин признавал возможность построения коммунизма даже во враждебном капиталистическомокружении. То есть, согласно его представлениям, «коммунизм» вполне сочетается с сильным государством, противостоящим серьезному геополитическому противнику. Само собой, такой «коммунизм» не имеет ничего общего с коммунизмом Маркса, Энгельса и Ленина.

Выступая с Отчётным докладом на XVIII съезде ВКП(б) в 1939 году, вождь партии большевиков открыто объявил, что высказывания Энгельса и Ленина по поводу отмирания государства не имеют практически никакого отношения к Советскому Союзу. Он заметил «отсутствие полной ясности среди наших товарищей в некоторых вопросах теории, имеющих серьезное практическое значение, наличие некоторой неразберихи в этих вопросах. Я имею в виду вопрос о государстве вообще, особенно о нашем социалистическом государстве». Сталин полемизировал с ортодоксальными марксистами, утверждающими, что отсутствие эксплуататорских и враждебных классов должно неминуемо сопровождаться и отмиранием государства. По его мнению, Маркс и Энгельс лишь заложили краеугольный камень теории о государстве, которую надо было двигать дальше. Кроме того, Сталиным «кощунственно» были замечены просчеты «классиков»: «…Энгельс совершенно отвлекается от того фактора, как международные условия, международная обстановка». Этот фактор, согласно Сталину, и был главным препятствием на пути отмирания государственной организации.

Бывший югославский руководитель М. Джилас вспоминает о том, как в беседе с ним Сталин отозвался о Марксе и Энгельсе: «Да, они, без сомнения, основоположники. Но у них есть недостатки. Не следует забывать, что на Маркса и Энгельса слишком сильно влияла немецкая классическая философия».

В 1951 году, во время дискуссии по вопросу издания учебника экономики, Сталин обрушил, пожалуй, наиболее резкую критику на сторонников марксистского подхода к государству: «В учебнике использована схема Энгельса о дикости и варварстве. Это абсолютно ничего не дает. Чепуха какая-то/ Энгельс здесь не хотел расходиться с Морганом, который тогда приближался к материализму. Но это дело Энгельса. А мы тут при чём? Скажут, что мы плохие марксисты, если не по Энгельсу излагаем вопрос? Ничего подобного!»

Свой подход к теории государства Сталин пытался сообщить и другим советским идеологам и обществоведам. И надо сказать — довольно удачно. Историки А. Данилов и А. Пыжиков, авторы замечательной монографии «Рождение сверхдержавы. СССР в первые послевоенные годы», изучая послевоенную научную периодику, заметили: «На ее страницах значительно реже упоминалось о руководящей и направляющей роли коммунистической партии, а приоритеты были явно смещены в пользу государства как решающей силы, способной направлять все развитие советской державы».

Сталин вовсе не был одержим утопической мечтой создать ещё небывалоеобщество. На первых своих порах русская революция ставила перед собой совершенно нереальные цели трансформации общества в коммуну, которая подменит собой государство (точнее, отменит его) и в которой окажутся стерты различия между нациями, классами, городом и селом. Понятно, что такая цель Сталина не устраивала. Он не стремился создать нечто принципиально новое, но хотел продолжитьто, что происходило уже в дореволюционной России. Ведь там уже полным ходом шли такие процессы, как обобществление (посредством огосударствления) промышленности и кооперация крестьянства. Государственный сектор в России был силен, как ни в какой иной промышленной стране. И это при том, что российская буржуазия, в отличие от западной, не имела политической власти. Около половины крестьянства было задействовано в кооперативах. Некоторые сферы хозяйства целиком находились в руках крестьян-кооператоров. Например, экспорт масла. В царской России уже существовал сильный социалистический уклад. Ростки социализма пробивались вверх. Но, к сожалению, правящая элита оказалась не в состоянии дать им полный простор, осуществив реформаторскую революцию «сверху». В результате в стране произошла революция «снизу», которая смела совершенно чуждый России капитализм. И когда страна переболела нигилизмом, Сталин немедленно возобновил прежние процессы. Он объединил сильную государственную власть с плановой экономикой и производственной кооперацией крестьянства. Конечно, это прошло не так гладко, как могло пройти в царской России. Однако государственный социализм был построен.