Александр Елисеев - Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны?

Сталина частенько поругивают за его нелюбовь к социал-демократии. Вспоминают о том, как он отождествлял ее с фашизмом. Уверяют, что разреши вождь немецким коммунистам союз с социал-демократами, и не было бы Гитлера, а значит, не было бы и войны.

Эти «соображения», чрезвычайно распространенные в дурную эпоху перестройки, не учитывают многих исторических реалий. Начать хотя бы с того, что и сами европейские социал-демократы отождествляли коммунистов с фашистами. Так же, как и Сталин. Ими был даже изобретен термин — «коммуно-фашизм». Они отличались крайне антисоветским настроем и где только возможно мешали сближению с нашей страной. Особенно вредной была позиция немецких эсдеков, всячески пытающихся сорвать советско-немецкое военное сотрудничество. Их активисты даже подговорили в 20-е годы грузчиков Гамбургского порта разбить несколько ящиков с военными грузами, тайно доставляемыми из СССР. Когда ящики были разбиты и их содержимое стало достоянием публики, социал-демократы немедленно устроили скандал в парламенте.

С такими «союзничками» было бы очень сложно остановить Гитлера. Но представим себе даже, что в Германии возник бы Народный фронт и из него вышел бы какой-нибудь толк. Это означало бы гражданскую войну в Германии, где сильная нацистская партия никогда бы не смирилась с победой левого блока. И нам пришлось бы в эту войну вмешиваться. А Германия — не Испания, тут вся Европа стала бы на дыбы, завопив о коммунистической агрессии. И тогда против нас возник бы единый антисоветский фронт, создания которого всегда так опасался Сталин.

Война грянула бы намного раньше, где-нибудь в начале 30-х годов. И надо ли напоминать о состоянии нашей армии в то время? Вот мы и продули бы, оказавшись под оккупацией. А так приход Гитлера к власти запутал геополитическую ситуациюв Европе. Западные демократии оказались меж двух огней — национал-большевистской Россией и национал-социалистической Германией. Им пришлось маневрировать, сближаясь то с первой, то со второй, и при этом еще и науськивать их друг на друга. Эта сложность, по большому счету, и затянула развязку с мировой войной. Ведь не секрет, что западные демократии считали своим главным врагом именно красный Восток. Не будь фашистского блока, нечего было бы им и маневрировать, двинули бы на восход солнца, и вся недолга.

Но почему социал-демократы все же пошли на союз с коммунистами, одобрив идею Народного фронта? Просто им захотелось получить лишнюю политическую выгоду. Чем враждовать, сталкиваясь лоб в лоб, и получать шишки, рассуждали вожди Социалистического Интернационала, лучше уж коммунистов обмануть, войти с ними в союз, а потом и подчинить своей воле, используя собственное преимущество. Это и попытались сделать французские и испанские социалисты. У них, правда, ничего не получилось, тут Сталин был начеку. Но страны свои они подразвалить успели. В результате испанским социалистам дал пинка Франко, а французским — Гитлер. Финита ля комедия.

Вот против этой комедии и выступал Сталин. А то, что против нее был и Молотов, явно опровергает версию о наличии у него серьезных разногласий с вождем.

Молотов вообще был самым сильным звеном в цепи сталинского окружения. Ворошилов и Калинин были не очень-то сильны интеллектуально, Каганович слишком много (и часто не по делу) «трещал», а Жданов и Маленков еще не вошли в обойму высших руководителей (хотя и стояли рядом со Сталиным). Выщелкивать это звено из цепи, отдалять столь сильного соратника от себя, компрометировать его — было бы безумием. Конечно, между Молотовым и Сталиным существовали некоторые разногласия в вопросах теории, например, в формулировке основного принципа социализма. Но они не были острыми и не касались вопросов текущей политики. Сталин вообще (и это было показано выше) не очень-то жёстко относился к разным идеологическим излишествам. Для того чтобы отказать в доверии Молотову, нужны были более актуальные вещи. После войны Молотов самочинно стал делать уступки западным странам, вот тогда Сталин выступил против него. И то оставшийся сор не был вынесен из избы, а самого Молотова не сняли с поста, и он не был репрессирован.

По всему выходит, что в компрометации Молотова Сталин заинтересован не был. У Вячеслава Михайловича был другой, очень сильный противник. Такой же, как и у Сталина. Кто же он?

На ум сразу приходят все те же региональные бароны. Без них явно не обошлось. Но, конечно, одни они в атаку не пошли бы. Да и какую возможность имели косиоры и эйхе прямо повлиять на показания подсудимых? Здесь нужен был «железный нарком» Ягода, который очень «плотно» работал с Зиновьевым, Каменевым и прочими подследственными. Скорее всего, он и добился исключения Молотова из числа несостоявшихся красных «великомучеников».

Он же вывел из-под удара Бухарина и Рыкова, на которых дали показания «жертвы» первого московского процесса. Роль Ягоды в оправдании «правых» очевидна. Даже Р. Конквест, автор известного антисталинского триллера «Большой террор» признает: «Временная реабилитация Бухарина и Рыкова была объявлена без единого их допроса. Тем не менее вряд ли можно сомневаться, что политическое решение об их реабилитации сопровождалось, по крайней мере формально, рапортом НКВД о сомнительности выдвинутых против них обвинений… Возможно… что Ягода как-то пытался смягчить судьбу участников оппозиции… Есть также сообщения о том, что внутри самого НКВД было некоторое сопротивление террору, что следователи ставили вопросы в такой форме, чтобы предостеречь и даже защитить подозреваемых» .

Но ведь подсудимые же «оговорили» и Бухарина с Рыковым. Зачем же было вообще допускать, чтобы появились такие показания? Что же, Ягода подгадил лидеру своей же политической группировки? Нет, тут все гораздо тоньше и просчитывается лишь на уровне хитрой, многоходовой комбинации. Как известно, через несколько дней после августовского процесса с Бухарина и Рыкова были сняты все обвинения. Это было их триумфом. Сначала людей обвинили, а потом оправдали, что может быть лучше в плане отбеливания сомнительных фигур? Бывшие лидеры правого уклона нажили себе неплохой политический капиталец, который им, правда, не очень помог в ближайшее время (почему — выясним ниже). По сути, была сделана попытка полной и окончательной реабилитации Бухарина и Рыкова.

А как же быть с Томским, который застрелился, узнав о показаниях на процессе? Есть все основания полагать, что Томский вообще хотел отойти от группы Бухарина и находился в состоянии стресса. Об этом свидетельствует и написанное им письмо, в котором он рассказал о роли Ягоды. Томский не выдержал напряжения и покончил жизнь самоубийством — он, несомненно, был «слабым звеном» бухаринской оппозиции. А может, ему и помогли. В НКВД это хорошо умели делать.