Сергей Кара-Мурза - Манипуляция сознанием 2

Став у себя дома жертвой собственного успеха, мы оказались в таком же положении за рубежом. В самих Соединенных Штатах наша политика, по-видимому, срабатывала – все-таки мы переживали беспрецедентный подъем. Передав управление близоруким финансовым рынкам, мы не хотели заглянуть в будущее и задаться вопросом, устойчив ли наш успех. То же самое было и за рубежом. Страны, последовавшие нашим рекомендациям, вроде бы процветали так же, как и мы. Так почему нам не следовало рекламировать нашу экономическую политику? Теперь, после беспорядков в Сиэтле в декабре 1999 г., в условиях дискредитации как глобализации, так и имиджа триумфирующего американского капитализма, который стоял за ней, иногда бывает даже трудно вспомнить, каких высот достигали надежды, связанные с глобализацией. Я пришел во Всемирный банк на должность главного экономиста как раз тогда, когда эти надежды достигли максимума. Я вспоминаю свои речи, в которых с гордостью говорил о шестикратном увеличении потоков частного капитала из развитых стран в новые рыночные экономики, обусловливавшим необходимость пересмотра роли «официальной» (двусторонней или многосторонней) помощи. Мы должны были сосредоточить внимание беднейших стран на образовании и здравоохранении, областях, куда частные деньги все еще не поступают. Положение быстро менялось. В ходе глобального финансового кризиса потоки капитала резко сократились, и для некоторых регионов мира их направление сменилось на противоположное – из бедных стран в богатые. В Латинской Америке поступление капиталов в период подъема было более чем перекрыто их отливом в период спада.

То же можно сказать и о любой другой области глобализации. В середине девяностых годов мы пропагандировали картину мира, в котором либерализация торговли принесет беспрецедентное процветание как для развитых, так и для развивающихся стран. Но в конце девяностых соглашения, которые мы так гордо расхваливали, стали рассматриваться как неравноправные, а либерализация торговли – как новый способ эксплуатации богатыми и сильными слабых и бедных. Так же как рыночная экономика не выполнила своих обещаний странам бывшего Советского Союза – она принесла им беспрецедентную бедность, а не беспрецедентное процветание – либерализация торговли приносила вовсе не то, что было обещано. Ведомый экспортом рост стал опознавательным знаком самого экономически успешного региона мира – Восточной Азии, но проводимая там политика ничуть не походила на политику либерализации торговли, проводимую в Латинской Америке. Свое внимание латиноамериканцы концентрировали на открытости своих рынков вместо того, чтобы содействовать экспорту, и слишком часто рабочие места там не создавались, а уничтожались!» Снова и снова автор повторяет: мы не думали, мы не принимали в расчет, мы не заглядывали в будущее, мы верили, мы были озабочены, по невнимательности, став жертвой успеха дома, мы хотели того же самого и во всем мире... Да, естественно, наша политика принесла проблемы нам и горе всему миру – но ведь это произошло НЕ УМЫШЛЕННО! Просто так вот получилось. Вот такие мы глупые... Что с дураков взять? Уж не судите строго...

В итоге основная мысль книги – финансовый капитализм американского типа является паразитическим организмом, не способным к созидательной деятельности по своей природе – топится в безусловно интересных и поучительных фактах, примерах и тонкостях финансовой жизни экономики США. Автор, принимая на себя вину, старательно и небезуспешно уводит читателя от осознания очевидного: катастрофа «высокотехнологичного» сектора американской экономики, апофеозом которой стало банкротство корпорации «Энрон» – не отдельное частное явление. Американская экономика, построенная на основе экспорта долларов в окружающий США мир, порочна в самой своей основе. Системные кризисы она в принципе способна решать, лишь «выталкивая» последствия этих кризисов вовне себя, вместе с долларами и «интеллектуальной собственностью» (голливудские поделки и компьютерные программы) экспортируя нестабильность.

При этом Стиглиц в конструкции книги в точности применяет ту же схему, что и Перкинс в «Исповеди экономиче ского убийцы»: в финале он начинает объяснять читателю, «как все должно быть устроено, чтобы не повторились предыдущие кризисы». Объяснения сводятся исключительно к деталям; базовая конструкция западной финансовой экономики не только не ставится под сомнение, но и, в очередной раз, преподносится как «венец прогресса».

Собственно, для этого и используется механизм покаяния в манипуляции сознанием: манипулятор, каясь, рассчитывает получить индульгенцию за прошлые грехи и, соответственно, возможность, не вызывая подозрений у потенциальных жертв манипуляции, далее делать все, что ему необходимо. В итоге, по его замыслу, система, порочная для всего человечества, но выгодная манипулятору, будет воспроизводиться снова и снова, с неизменными результатами для окружающих. Кто тогда вспомнит о «покаянии»? Кто сейчас вспоминает про обещания вечного мира и сытого капиталистического рая для всего населения СССР, которыми были переполнены перестроечные СМИ 15 лет назад? О них не вспоминают – но своей цели те, кто тогда манипулировал сознанием людей, уже добились...

В новейшей истории России наиболее известный пример использования покаяния – известное письмо «борца с тоталитаризмом» Ходорковского. Человек, активно участвуя в грабеже общенародной собственности, получил в свои руки колоссальные ресурсы. «Войдя в силу», он попытался вывести их из-под контроля российских властей (и создать тем самым прецедент лишения властной российской элиты ее суверенитета над собственными природными ресурсами), устроив «бунт» против своих недавних «благодетелей». Безусловно, ситуация, в данном случае, много сложнее: в игре оказались замешаны различные международные финансовые «команды», принадлежавшие к разным наднациональным группировкам элит. Однако не в этом суть. Главное, что в итоге Ходорковский логично оказался в местах, где, по идее, и должны оказываться воры. Для противодействия властям в такой сложной ситуации ему потребовалась электоральная популярность. Это, с поддержкой Запада и усилиями прозападных внутрироссийских СМИ, мог ло бы позволить ему рассчитывать на успех в борьбе проти Кремля.

В известном письме он «признал», что приватизаци «возможно», была проведена «с нарушениями», а об инте ресах подавляющей части населения «приватизаторы», в по гоне за прибылями, «забыли». Теперь, дескать, настало вре мя и «о людях подумать».

Признавая «ошибки и ложь», Ходорковский предлага ет легитимировать итоги приватизации и заняться строи тельством «гражданского общества». Вырисовывается еле дующая схема информационной установки, проводимой ма нипулятором. А) Так как он «покаялся в содеянном», ег полагается «простить». Б) После чего следует дать ему воз можность снова «руководить процессом»: он ведь очень ум ный и ни в чем теперь уже не виноват – см. п. А). К том же он такой честный и объективный: не побоялся открыт признать ошибки и повиниться в них. В) А для того чтоб «руководить» ему было удобнее, его следует освободить наделить необходимыми рычагами власти.