Андрей Фурсов - Колокола истории

Вообще, необходимо особо подчеркнуть: НТР поменяла местами ударные и безударные уровни организации индустриального мира. Таких уровней четыре:

1) глобальный (мировой); 2) макрорегиональный; 3) государственный; 4) локально-региональный. Индустриальная система производительных сил делала ударным мировой и государственный уровни. Первый воплощал прежде всего функциональные аспекты капитала, обмен и отношения производства, капиталистическую собственность; второй прежде всего субстанциональные, само производство, капитал как собственность. НТР сделала два эти уровни безударными, переместив ударение на макрорегиональный и локально-региональный. Причем если между двумя доминирующими уровнями индустриальной системы существовало определенное субстанционально-функциональное разделение форм деятельности, то два доминирующих уровня энтээровской системы изоморфны, соотносятся друг с другом как матрешки. Ведь они стали ударными как результат и процесс снятия противоречия между функцией и субстанцией капитала, устранения в принципе специализации первого (мирового) уровня на функции, а второго (государственного) на субстанции. Это делает отношения между локусами внутри макрорегионов, с одной стороны, и между локусами и центрами макрорегионов с другой, значительно более подвижными, изменчивыми, конкурентными и силовыми, чем отношения ядра и периферии в индустриальной мировой капиталистической системе. Повторю: здесь, в отличие от индустриальной эпохи, у стран, имеющих демографическую массу и обширную территорию, т. е. представляющих собой военно-политическую силу, будет значительно больше шансов тянуть на себя одеяло от экономически более развитых соседей. Короче, в энтээровскую эпоху шансы лидеров имперского типа, способных превратить макрорегион в империю, лидеров типа Гитлера, Наполеона, Фридриха II, Карла V, повышаются. И опять же как не вспомнить Саддама Хусейна. Короче, тенденция ослабления и упадка государства как института тоже как бы возвращает мир в докапиталистическую эпоху или в лучшем случае; раннекапиталистическую эпоху в XVXVII вв., во времена великих империй Евразии. Объектом притязаний со стороны новых: возможных «империй», конечно же, будут точки Севера на Юге, Север-на-Юге, анклавы Севера. Возможно повторение с точностью до наоборот ситуации колониальной эпохи: не анклавные точки контролируют соседние империи Юга, а эти последние контролируют северные точки, а с помощью их (и «южного» пролетариата, южных точек на Севере) косвенно и Север.

России тенденция упадка государства готовит мало приятного. Одна из задач России ныне создать государство. При коммунизме государства не было. Коммунизм отрицание государственности. Далеко не всякий аппарат власти есть государство. Аппарат это позвоночник. Акула, крокодил и тигр все позвоночные. Но они относятся к разным классам существ, «живых систем».

Ныне перед задачей создания государственности Россия оказалась тогда, когда государство становится все менее адекватным инструментом управления и средства интеграции в современный мир! Когда его подрывают как локальные, так и макрорегиональные формы и структуры, сама НТР. Но с другой стороны, СССР как специфическая империя никогда не был государством, это била зона, макрорегион. Для того чтобы Россия вошла в мир, необходимо устранить оставшиеся в наследство структуру, принцип организации и число регионов, проведя перестройку таким образом, чтобы исключить возможность создания локусов на основе этнической идентичности. Губернизация России conditio sine qua поп ее интеграции как целостности в энтээровский мир. Но это вовсе не решает ни всех, ни большинства серьезных проблем, встающих перед Россией и другими государствами в эпоху НТР. Если бы государство в современном мире подрывалось только смещением акцентов на макрорегиональный и локальный уровни, разрывающим государство между этими полюсами, это было бы еще полбеды, У государства ныне появляется очень серьезный оппонент и конкурент неожиданный и из неожиданной плоскости, Кто же этот «черный человек» и «прескверный гость», который становится все более опасным агентом мировой реальности на рубеже двух веков и тысячелетий?

Неожиданный конкурент государства, его «Черный человек» не что иное, как структуры насилия, и легальные, и в еще большей степени нелегальные. Обычно легальные репрессивные структуры армия (особенно элитные части), полиция, спецслужбы находятся как бы в тени государства. Однако в условиях ослабления государства как института, как агента политико-экономических отношений они де-факто выходят на первый план (роль армии в некоторые периоды истории Римской империи). Ну а там, где государство как институт Современности традиционно не было сильным (значительная часть Юга), эти структуры всегда в большей или меньшей степени представляли государственную власть. Интереснейший случай в этом отношении многие африканские страны, например Заир. Большую роль «репрессивные структуры» играют и в генезисе социальных систем и тем большую, чем репрессивнее генезис. Кстати, если взглянуть на историю СССР в 304О-е годы, то, что именуют «тайной полицией», было у нас намного сильнее того, что именуют «государством».

Но в условиях ослабления государства усиливаются не только легальные репрессивные структуры. Становятся все сильнее, приватизируя насилие, нелегальные и полулегальные структуры организованная преступность, субкриминальные формы, воинственные религиозные секты и объединения. Короче, «Mafia Incorporated», или, как более интересно назвал такие структуры французский журналист Ален Мэнк, «серые общества», «серые сообщества». Они есть везде: в США и Закавказье, в Бразилии и Европе (Марсель и Неаполь, заметил А.Мэнк, управляются далеко не так, как Страсбург или Ганновер), на Востоке Ближнем и на Дальнем, в Китае и Японии. Их вертикаль от «блошиного рынка» до торговли оружием и наркотиками. Целые сегменты населения и занимаемые ими территории не контролируются государством. Вспоминается поразившая меня картина после землетрясения в Кобэ. По Си-эн-эн было показано; что, в то время как легальные местные власти не справились с ситуацией (растерялись, не имели достаточно средств и т. д.), японская мафия якудза смогла организовать доставку и распределение продовольствия, медикаментов. И ведь не в Колумбии было дело. И не на Сицилии. А во второй стране капиталистического мира. Правда, в Японии мафия больше, чем мафия. А.Мэнк пишет, что если в Италии мафия заняла периферию общественно-политической жизни, то в Японии она находится в самом ее центре (25, с. 8384).

Всех, однако, считает он, переплюнула русская мафия, которая, по его мнению, возможно, становится спинным хребтом власти. Но, быть может, Мэнк из своего «французского далека» сгущает краски? Послушаем человека из «российского вблизи», профессионально знающего ситуацию: «Мои наблюдения привели меня к выводу, что борьба с организованной преступностью превратилась, по существу, в прикрытие истинной борьбы с конкурентами в криминальном мире и преследует политические цели. Преступность уже сегодня являет прямую угрозу правительству. В истории найти подобные примеры невозможно. Были режимы и диктаторы, которые использовали в своих интересах мафию. Но попытки со стороны мафии подменить государство не случалось. Здесь мы оригинальны» (11, с.5). Даже если это преувеличение, над ним стоит поразмышлять.