Юрий Емельянов - Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата?

Одновременно в прибалтийских странах усиливались военные приготовления. Укреплялось военное сотрудничество Эстонии, Латвии и Финляндии. Шла подготовка к строительству автострады от Восточной Пруссии к советской границе. Как сообщал К.Н. Никитин, «давнишний план соединения морских, воздушных, железнодорожных и шоссейных путей для нанесения молниеносного удара отнюдь не потерял ни на минуту своей актуальности». Полпред информировал, что «в соответствии с военными приготовлениями проведен в жизнь закон о создании в промышленности и торговле двухмесячных запасов сырья и фабрикатов, а среди населения двухмесячных запасов продовольствия».

Было совершенно очевидно, что эти приготовления, как и воинственные заявления, делались из расчета на то, что Эстония будет воевать на стороне Германии. К.Н. Никитин писал: «Ориентируясь всецело на Германию, действуя всецело по шпаргалке из Берлина, Эстония все свое хозяйство приспособила к хозяйству своего господина». Вследствие ориентации на Германию Эстония резко увеличила вывоз продовольственных и сырьевых товаров. В результате этого «вопреки обычным правилам прошлых лет за первое полугодие Н39 года баланс внешней торговли Эстонии имеет активное, в пользу Эстонии, сальдо… Германия предпочитает скупать у эстонских промышленников этот полуфабрикат и ввозить в Эстонию свои ткани, то есть, иначе говоря, сводя текстильную обрабатывающую промышленность Эстонии совсем на нет».

Подписание договора 23 августа 1939 года резко изменило обстановку, в которой развивалось германо-эстонское сотрудничество и расцветали химерические мечты о ключевой роли Эстонии в мировой политике. К.Н. Никитин писал, что «заключение между СССР и Германией пакта о ненападении произвело настолько ошеломляющее впечатление», что эстонское правительство «буквально растерялось и чувствовало себя первое время совершенно дезориентированным. Правительство, столько времени подготовлявшееся к войне с СССР на стороне Германии, правительство, тайно подстрекаемое Англией к пропуску немецких войск через свою территорию, правительство, распространявшее и муссировавшее слухи о проснувшемся красном империализме СССР и об агрессивных планах СССР под видом «гарантий» о неприкосновенности прибалтийских стран теперь вдруг увидело, что все его усилия в этом направлении оказались напрасными. Тщательно культивируемая и распространяемая в народе мысль о том, что Эстония… теперь, при наличии предстоящей схватки между Германией и СССР, приобретает значение фактора огромной важности, от которого зависит склонение в ту или иную сторону чаши весов при разрешении исхода предстоящей борьбы, вдруг потеряла всякую значимость, и все эти махинации, коими стремились «поднять дух» эстонского народа, обнажились во всей их мизерности. Получалось, что никаких гарантий СССР Эстонии не предлагал и предлагать не собирается и что Эстония может отстаивать свою самостоятельность сама… Для воображаемой эстонцами великой исторической миссии «вершителя судеб» двух больших государств надобности не было и раньше, а теперь и эта видимость отпала… Эта черствая действительность сильно обескуражила эстонские руководящие круги, лишила их мнимой роли и отняла надежду на скорый разгром ненавистного им коммунистического колосса, расправа с которым была им так близка и по вкусу. Советский Союз… вдруг как бы заново встал перед Эстонией в своей силе и мощи и заставил трезво взглянуть на окружающие события».

Главнокомандующий эстонской армией генерал И. Лайдонер позже вспоминал, что сразу после заключения советско-германского договора о ненападении «Пяте предложил немедленно послать кого-либо из военных в Берлин, чтобы постараться узнать через военные круги, а если можно — через адмирала Канариса истину по этому вопросу. Я предложил послать туда полковника Маазинга, как наиболее известного Канарису. В тот же день или днем позже Маазинг вылетел в Берлин и очень быстро вернулся обратно. Особенных результатов он там не достиг, так как адмирал Канарис заявил ему, что относительно договора с Советским Союзом он ничего сказать не может. По возвращении из Германии Маазинг был настроен пессимистически. Во время доклада о результатах поездки в Берлин он заявил мне, что лучше было бы нам до заключения договора начать войну с СССР».

Эстонское правительство, подчеркивал советский полпред в своей депеше в Москву, «было и остается враждебным Советскому Союзу. При всем стремлении эстонских правящих кругов говорить о войне нейтрально — их симпатии с Гитлером, с фашизмом». В то же время, как отмечал К.Н. Никитин, «фашистски настроенные круги (крупные промышленники и торговцы) в пакте о ненападении Германии с СССР видели измену со стороны Гитлера и, не стесняясь, говорили: «Продал, подлец!» Как указывал полпред, «развернувшиеся мировые события стратегически поставили Эстонию в такое положение, что она очутилась лицом к лицу (наедине) с красным коминтерновским восточным соседом, который не только сейчас не заикается о каких бы то ни было гарантиях, а того и гляди захочет вдруг вернуть свою бывшую провинцию, если не всю, то по крайней мере пограничные районы, заселенные таким ненадежным и беспокойным в силу национальных со стороны эстонцев издевательств русским населением. Эта боязнь заставила их вновь гнать войска на эстонско-советскую границу и переносить часть укреплений, а частично и строить их заново, на левый берег реки Наровы».

Правда, с началом войны в Польше правительства прибалтийских государств поспешили провозгласить свой нейтралитет. (4 сентября Мунтерс на аудиенции с посланником фон Котце поставил вопрос об уважении Германией нейтралитета Латвии. Фон Котце заявил, что нет необходимости в особой декларации на этот счет со стороны Германии после договора от 7 июня 1939 года.)

В то же время начало войны прервало торговые связи Эстонии с рядом стран. Последовавшее ухудшение экономической обстановки заставляло и часть правящих кругов Эстонии задумываться о расширении сотрудничества с Советским Союзом. Подобные настроения широко распространялись среди различных слоев населения. Как отмечалось в отчете полпреда, эта «группа, довольно разнообразная по своему социальному положению, но ненавидящая немецкое прежнее баронство и хорошо помнящая их владычество, говорила, что они с большой охотой готовы пойти под власть СССР… Характерно поведение коммерсантов-евреев. Они открыто говорят: «Черт с ними, с магазинами, лишь бы пустили в Россию, все отдадим, мы просто устали жить…» О простом рабочем классе и пограничном русском трудовом крестьянстве не говорю. У этих настроение определенное, хотят жить с СССР».