Юрий Емельянов - Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата?

Осознание, что фашистские правительства Прибалтики готовы вступить в сделку с Гитлером и установить в этом крае режим, подобный тому, который нацисты установили в Польше, Дании, Норвегии, Голландии, способствовало активизации антиправительственных настроений. Вступление Красной Армии в страны Прибалтики, как справедливо отмечал Э. Жагарс, «явилось своеобразным катализатором. С вступлением частей Красной Армии резко изменилось соотношение классовых сил… 17–20 июня 1940 года — четыре дня — это дни глубокой агонии фашистского режима Ульманиса. Вся власть в его руках: в боевой готовности армия, на улицах полиция и айзсарги. Ульманисом введено осадное положение. Против кого? Против рабочего класса Латвии. Это последние попытки спасти буржуазный строй. «Оставайтесь все на своих местах. Я остаюсь на своем месте», — призывал диктатор в речи 17 июня 1940 года. Но это были тщетные попытки. Если бы в Латвии не было революционной ситуации, то не было бы событий 17 июня 1940 года в Риге, событий 19–20 июня 1940 года в Лиепае. Откуда взялись тысячи участников демонстраций протеста? Почему коммунистам в считаные часы удалось вывести на улицы более 100 тысяч рабочих? Эти силы созрели в условиях революционной ситуации. В одном потоке слились социалистические и антифашистские силы, созданный коммунистами и левыми социал-демократами за годы подполья революционный актив».

В эти дни, по словам А. Дризула, «буржуазные политики обратились за поддержкой к эмиссару Москвы А.Я. Вышинскому», которому западные историки приписывают ведущую роль в свержении Ульманиса. Последовавшие события убедили многих в том, что первоначальные действия Вышинского, Жданова и Деканозова в Прибалтике должны были прикрыть следующую стадию плана по включению Прибалтики в СССР в ближайшие же дни. Однако многое свидетельствует о том, что события носили более сложный характер. Первые планы Советского правительства исходили из стремления поставить во главе трех республик просоветские, но не советские правительства. И лишь затем они претерпели изменения как под влиянием резких внутриполитических перемен в Прибалтике, так и международных обстоятельств. Советское правительство могло опасаться того, что Германия, увидев слишком быструю «советизацию» Прибалтики, может ускорить неминуемое нападение на СССР.

Такие опасения имели свои основания. 15 июня Молотов вызвал Шуленбурга и официально сообщил ему о вступлении советских войск в Прибалтику. Эта новость была неприятной неожиданностью для германского посла. Как отмечал У. Ширер, действия СССР «были унижением для Гитлера, но, так как он пытался организовать вторжение в Англию, он ничего не мог поделать по этому поводу». Гитлер понимал, что вступление советских войск в Прибалтику наносит серьезный удар по немецким планам похода на Восток. (Эта реакция Гитлера лишний раз свидетельствует о вздорности заявлений о том, что «пакт Молотова — Риббентропа» передал Прибалтику Советскому Союзу. Если бы было так, то с чего бы фюреру возмущаться событию, о котором было якобы договорено еще 9 месяцев назад.)

Ощутив неблагоприятную реакцию Берлина, Советское правительство постаралось успокоить германское правительство. 22 июня ТАСС опубликовал заявление, в котором сообщалось о том, что в Прибалтике размещено не более 18–20 советских дивизий и что «слухи и пропаганда не смогут подорвать добрососедские отношения между СССР и Германией».

Появление в Вильнюсе, Риге и Таллине коммунистических правительств могло бы вызвать отрицательную реакцию Берлина. Однако подъем народных выступлений в Прибалтике вносил коррективы в эти расчеты, учитывавшие лишь внешнеполитические соображения. Как свидетельствует участник событий 1940 года А. Зандман, лозунги о «демократическом правительстве», которых придерживалась до сих пор Компартия Латвии, после событий 17–20 июня уже казались неуместными и устаревшими для коммунистов и сочувствовавших им людей.

«23 июня, — вспоминал А. Зандман, — на Лесном кладбище хоронили товарища Криша, который умер от полицейских ран, полученных 17 июня на Привокзальной площади, когда он приветствовал Советскую Армию. На похоронах было несколько тысяч человек… После них состоялся стихийный митинг. Выступил товарищ Криевс, бывший политзаключенный, хорошо подготовленный теоретически, хороший оратор. Его слушали очень внимательно. Но как только он упомянул о демократической Латвии, так сразу были выкрики: «Долой! Долой!» Он смутился, замолчал, потом пытался возобновить свою речь, но люди не дали. Вот такое было настроение в массах трудящихся в Латвии в 1940 году, то есть подавляющее большинство было за Советскую Латвию».

Движение против буржуазного строя приобретало все более широкие масштабы и перерастало в революцию. 21 июня Компартия Латвии организовала 70-тысячную демонстрацию в Риге. Из тюрем были освобождены коммунисты, в том числе секретарь ЦК КПЛ Я. Калнберзин, члены ЦК КПЛ. Массовые демонстрации с требованием ликвидации айзеаргов, введения контроля над производством и банками и с другими демократическими лозунгами состоялись также в Лиепае, Резекне, Даугавпилсе и других городах Латвии. Из слов Дризула ясно, что коммунисты Латвии в эти дни не без оснований считали себя инициаторами происходивших событий, уже вышедших из-под контроля А.Я. Вышинского. Дризул утверждал: «Не Вышинский, а партия рабочего класса — КПЛ, СРКПЛ и союз революционной молодежи организовывали демонстрации и другие массовые выступления трудящихся». Как сообщал латвийский историк, «в закулисные провокационные махинации Вышинского вмешались представители КПЛ и потребовали сформировать другое правительство… 20 июля секретариат президента К. Ульманиса сообщил о сформировании нового кабинета министров во главе с А. Кирхенштейном. Это правительство, в котором было только 4 коммуниста, действовало до 21 июля 1940 года».

Почему А.Я. Вышинский пошел на уступки Компартии Латвии, отказавшись от кандидатуры Калныня на пост премьер-министра и согласившись на включение четырех коммунистов в состав правительства? Вероятно, немалую роль сыграли аргументы латвийских коммунистов, а главное — высокая активность революционных выступлений против Ульманиса. В то же время эти уступки не означали отказа уполномоченных СССР от главной задачи — создать правительства, которые бы не допустили захвата Прибалтики Германией, и от основной тактики — сохранения в Эстонии, Латвии и Литве прежнего строя.

Уже после сформирования нового правительства во главе с А. Кирхенштейном (при сохранении К. Ульманиса на посту президента) в своем выступлении с балкона советской миссии в Риге А.Я. Вышинский осудил демонстрантов, которые требовали включения Латвии в СССР. Он закончил свою речь по-латышски: «Да здравствует свободная Латвия! Да здравствует нерушимая дружба между Латвией и Советским Союзом!»