Жак Маритен - Человек и государство

Понятие моральной или коллективной личности, в котором понятие "личность" используется как уместная аналогия, с полным основанием применимо к народу как целому, поскольку народ как целое (естественное целое) представляет собой совокупность индивидов и поскольку их единство как социального целого происходит от их общего желания жить вместе, возникшего у [каждого из этих индивидов.

Соответственно, понятие моральной или коллективной личности с полным основанием применимо к политическому обществу, которое представляет собой органическое целое, состоящее из людей. В результате и народ, и политическое общество являются субъектами (или носителями) прав, [а именно): у народа есть право на самоуправление; существует отношение взаимной справедливости между политическим обществом и его отдельными членами.

Но данное определение моральной личности не применимо к государству (которое представляет собой не целое, а часть или особый орган политического общества) кроме как в чисто метафорическом смысле или в юридической беллетристике. Государство не является субъектом прав, или Rechtssubjekt , как ошибочно считают многие современные авторы, в особенности Еллинек. (В противоположность ему Леон Дюги четко осознал, что государство не является субъектом прав, но он впал в другую крайность, и его теория в целом поставила под сомнение само понятие права.)

Права народа или политического общества не могут быть перенесены на государство или переданы ему. Более того, в той мере, в какой государство представляет политическое общество (во внешних отношениях последнего с другим политическим обществом), "государство" есть лишь абстрактная сущность, не являющаяся ни моральной личностью, ни субъектом прав. Права, приписываемые ему, не есть его собственные права; это права политического общества, которое в идеале замещается абстрактной сущностью, а в реальности представлено людьми, на которых возложено бремя общественных дел и которые облечены особыми полномочиями.

Так случилось, что столь великий теоретик, как Кельзен смог превратить государство в простую юридическую абстракцию и отождествить его с правом и правовым порядком — понятием, которое вырывает государство из его подлинной сферы (то есть сферы политического) и которое тем более двусмысленно, если реальное государство (высшая часть и орган политического общества) воспользуется этой вымышленной сущностью, приписываемой ему как юридическому ens rationis (мыслимому сущему ( лат.) — Прим. пер.) , чтобы требовать для себя священных атрибутов и "суверенитета" закона.

Более того, следует отметить, что выражение "суверенитет закона" является лишь метафорическим, относящимся к рациональной природе права и его моральной и юридической обязательности, но не имеющим ничего общего с подлинным понятием суверенитета.

Конкретная функция государства (его главная функция) — гарантия правопорядка и проведение в жизнь закона. Но государство не является воплощением закона. И так называемый "суверенитет" государства (см. гл. II) никоим образом не является моральным и юридическим "суверенитетом" закона (справедливого закона), который имеет обязательную силу для совести и проводится в жизнь принуждением.

См.: Maritain J . Freedom in the Modern World. N.-Y.: Charles Scribner's Sons, 1936), Appendix I, "Person and Property".

О понятии плюрализма см. кн.: Maritain]. Du regime Temporel et de la liberte ("Свобода в современном мире"), гл. i, и Humanisme integral ("Истинный гуманизм"), гл. v. См. также замечания профессора Р. М. Макивера о "мульти-групповом обществе" (Madver R. М. The Web of Government. N.-Y.: Macmillan Co., 1947, pp 42Iff.).

См. ниже, гл. 3, раздел IV и гл. 5, раздел IV; а также о высказывании Линкольна: Scholasticism and Politics. N.-Y.: Macmillan CO.,1940,cc. 107–108.

См. кн.: Maritain J . Raison et raisons. Paris: Luf, 1947, ch. xi.

Заметим, что, в принципе, для философской и политической литературы XVI–XVIII вв. более типично понятие "суверенность" ("суверенность государя", "суверенность Бога", "суверенность народа", "суверенность государства" и т. д.). — Прим. перев .

Ср.: Lansing R . Notes on Sovereignty. Washington: Carnegie Endowment for International Peacre, 1921, ch. ii, "Notes on World Sovereignty". Reprinted from the American Journal of International Law , January, 1921.

Ср.: Cohen H. E . Recent Theories of Sovereignty. Chicago: University of Chicago Press, 1937, pp. 82ff.

Edmunds S. E . The Lawless Law of Nations. Washington, D. C: Byrne & Co., 1925.

Foulke R.R . A Treatise on International Law. Philadelphia: John C. Winston Co., 1920, p. 69: "Слово "суверенитет" неопределенно… Мы не намерены тратить время в погоне за призраками, а потому отвергнем его полностью. Слово "независимость" достаточно хорошо передает каждую идею, охватываемую понятием суверенитета, которую необходимо знать при изучении международного права".

Jellinek G . Recht des modernen Staates: Allgemeine Staatslehre. Berlin, 1900, p. 394.

Ср.: Preuss H . Gemeinde, Staat, und Reichals Gebietskoerperschaften. Berlin,1889; Merriam Ch. E. History of the Theory of Sovereignty since Rousseau. N.-Y.: Columbia University Press, 1900.

Ср.: Duguit L . Law in the Modern State. N.-Y.: Viking Press, 1919. Я согласен с Дюги в том, что касается необходимости отказаться как от представления о неподотчетности государства, так и от понятия суверенитета государства, но не согласен в том, что касается причин, приведших Дюги к таким выводам.

Подобного же мнения придерживается Гарольд Дж. Ласки, хотя он основывается на иной философской позиции. См.: Laski H. J. Studies in the Problem of Sovereignty. New Haven: Yale University Press,1917; A GrammarofPolitics. New Haven: Yale University Press, 1925.

Профессор Макайвер обрушился с резкой критикой на понятие суверенитета. См. кн.: MadverR. M. The Web of Government. N.-Y.: MacMillan Co., 1947, pp.48–51,69-73.

Господство, первенство, руководящее начало, принципат, власть Цезаря ( лат.). — Прим. пер .

Верховная власть (лат.). — Прим. пер .

Господин, властелин (греч.). — Прим. пер .

См.: Аристотель. Политика, III. 15. 1286b31; IV. 4. 1290а32, etc.. Там, где Аристотель употребляет слово κυριος, в оксфордском переводе под редакцией В. Д. Росса стоит суверен. Фома Аквинский в "Сумме Теологии" (I–II. 90. 3. Obj.3; 96, 5, corp., obj. 3, and ad 3, etc) употребляет слово princeps, в переводе, изданном английскими доминиканцами, стоит суверен.

Величие, авторитет (лат.). — Прим. пер .

Верховная власть (греч.). — Прим. пер .

См.: Bodin J. De la republique. Paris: Chez Jacques du Puys,1583,Book I,ch. 8.

Ibid ., Book I, ch. 8.

Макс Адам Шепард (см. ст.: Shepard M . A. Sovereignty at the Crossroads: A Study of Bodin // Political Science Quarterly, 1930,v. XLV.pp. 580–603) утверждал, что Воден находился на перепутье между средневековым представлением о государе, который подчиняется закону (человеческому закону) не как vis coactiva (побуждающей силе (лат.) — Прим. перев.) , но как vis directiva (направляющей силе (лат.) — Прим. перев.) (см.: Sum. Theol. I–II. 96. 5, ad 3), и современным ("монистическим") представлением о государе, который совершенно свободен от какого бы то ни было земного закона. См. также рассуждения проф. Чарльза Маклуэйна о Бодене и Гоббсе в ст.: Mcllwain Ch . Sovereignty in the Present World // Measure , 3d issue, 1950. Совершенно понятно, что Боден до некоторой степени остался верен Средневековью и не дошел до конца пути, который впоследствии проделали Гоббс и Остин. Но если Боден заставил суверена уважать jus gentium (естественное право (лат.) — Прим. пер.) и конституционный закон монархии ( leges imperii ), то, с его точки зрения, потому, что относительно таких вещей, как неприкосновенность частной собственности, или предписания jus gentium, или "законы государства", подобные салическим законам, отражающим основное соглашение, в котором берет начало власть государя, — человеческие законы и суды являются лишь проявлениями или органами самого естественного права , так что в результате их вердикты распространяются даже на суверена. Своеобразное учение Бодена (основанное, кроме того, на неверном представлении о естественном праве), должно было быть отвергнуто последующими теоретиками суверенитета, и в этом смысле он остановился на полпути. Но остается фактом, что суверен Бодена подчинялся только естественному праву, а не какому бы то ни было закону человеческому, отличному от естественного права, а это и составляет сущность политического абсолютизма.