Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

Гостиный двор… Мне скажут, что система случайных и донельзя прагматических обстоятельств привела к тому, что съезд «Единой России» проходил в этом самом Гостином дворе. Но, во-первых, мы не в 1987 году. Уже вроде все научились выбирать для своих публичных мероприятий такие места, которое не должны вызвать двусмысленных ассоциаций. Потому что противник уцепится за название места и начнет строить вокруг него негативные конструкции из этих ассоциаций.

А во-вторых, случайность — это ведь тоже «мессидж». За любыми подобными случайностями может стоять великая наблюдательница Клио — муза истории. Стоять и подмигивать: «Гости… Хозяева… Гость… Товар… Гостинцы… Гостиница…»

Субъект — это Дом. Народу он нужен, чтобы спасти Родину. Что ж, если кому-то он нужен, чтобы спасти шкуру, — чем плохо? Но этот «кто-то» не может быть отчужденным от домостроительства гостем.

Нельзя не испытать даже ничтожно малые шансы. Но чем они ничтожнее, тем точнее надо понимать, в чем они. Мне представляется, что они в проснувшейся тяге к Дому.

Только она может сыграть спасительную роль. Только она поможет нам выйти из ситуации «стратегического бездомья». Только она сможет вывести очень многих за рамки нынешней антагонистической двойственности, усугубленной ощущением фундаментальной вины. Ведь был дом — и нет его. Просто нет — и ничего взамен. Что делать тогда интеллектуалам, политикам? А главное — народу-то что делать? Народу».

Общего ответа нет и не может быть. Наверное, кто-то продолжит стучаться в двери чужого дома. И даже нельзя обвинить его в неправоте. Но если двери будут закрыты наглухо? Что тогда? Найдет ли общество в себе силы для настоящей, в высшем смысле слова нетоварной, стратегической дискуссии о развитии? Ведь мы когда-то умели дискутировать. Могли спорить до хрипоты много часов подряд, умели услышать друг друга, отсеивали тех, кому нечего сказать. Мы перешагивали через формальные регламенты и уходили от частностей. И во всем этом тогда была живая жизнь. Успеем ли мы вернуться к ее истокам или окончательная беда настигнет нас раньше этого возвращения?

У меня нет однозначного ответа на этот вопрос.

А если бы он у меня и был, то вряд ли стал бы я опрометчиво разбалтывать такую «военную тайну». В одном я абсолютно уверен — данный ответ лежит по ту сторону отчуждения, превращающего всех соискателей субъектности — в гостей. То ли в гостей, сидящих за западным столом и обзаведшихся западными дворцами и паспортами, то ли в гостей, ушедших, подобно Садко, под воду с тем, чтобы потерять различие между Родиной и приютившем гостя подводным царством, то ли в гостей Цирцеи… Но в любом случае в гостей. Однако ведь не остался Садко под водой. И спутники Одиссея все-таки освободились от чар, превративших их в новорусский… прошу прощения, древнегреческий скот.

Что может освободить от чар? Только тоска по Дому. Своему Большому Дому Развития.

Не надо бояться этой тоски. Тоска пробуждает дух странствия. Дух этот толкает в путь. И как остаться на месте, если он тебя ТАК толкает? Ну, труден путь, ну, мало шансов пройти его… И что? Имеем ли мы право отказаться от этих шансов, сколь бы малы они ни были, если других шансов у нас просто нет?

Уже после «гостинодворских» радений, более того, после военных событий на Кавказе я вдруг услышал — больше от Медведева, но в общем-то и от Путина тоже, — что возврата к империям нет. Что империи ушли в прошлое… Словом, что переформатизация мира невозможна, новые глобальные акторы в XXI веке не могут быть созданы. И так далее.

Я не буду даже говорить о том, что к этому моменту почти все американские влиятельные в политическом смысле слова интеллектуалы назвали США или новой империей, или Четвертым Римом. Речь идет не только о неоконсерваторах, которых сейчас лишь ленивый не лягает. Речь и о Бжезинском, который поддержал Обаму, и о многих других.

Для меня важнее то, что крупные американские интеллектуалы — такие, как Параг Ханна, — всерьез говорят о Евросоюзе как отличной империи XXI века. А почему бы нет? Ведь и империи предыдущих веков были эклектичны. Та же империя Габсбургов, например.

Еще важнее для меня то, что и политические лидеры государств Северной Америки, и влиятельные американские интеллектуальные центры, такие, как Совет по международным отношениям, очень серьезно заговорили о построении единой североамериканской нации и создании единого североамериканского государства, состоящего из США, Канады и Мексики. Государства, имеющего свой эмиссионный центр, свою валюту амеро (ее-то больше всего и обсуждают в связи с глобальным финансовым кризисом).

Представим себе, что подобные процессы переформатизации мира в неоимперском духе (прямых имперских повторов, конечно, не может быть) охватят еще и Африку (о чем всерьез речь шла уже неоднократно), и тюркский макрорегион (младотурецкая концепция Кемаля вряд ли доживет до 2020 года), и конфессионально накаленный конгломерат государств, ориентирующихся на ислам (хотя бы только арабских), и еще пару так называемых гомогенизирующихся сообществ. Где окажется Россия?

Она окажется перед лицом Европы, ставшей неоимперией (единая валюта, единый эмиссионный центр, единая армия, единый парламент, единая конституция), Америки, приобретшей аналогичные черты, тюркского полюса, напоминающего Османскую империю или что-нибудь покруче, китайского неоимперского конкурента этой Османской империи, вспомнившего о доблестях чингизидской династии Юань, африканского конгломерата, арабского исламского конгломерата и так далее.

Представьте себе, что произойдет даже не все это, а хотя бы кое-что.

Возникают вопросы.

1. А как это соотносится с тезисом о том, что империи в прошлом? Если мир — вообще и под влиянием кризиса в особенности — переструктуризируется в духе неоимперской многополярности, то почему империи в прошлом? Если воевавшие друг с другом насмерть Франция и Германия рвутся к неоимперскому синтезу, то почему этот синтез невозможен хотя бы для России и Белоруссии? Если неизбежна зона евро, амеро, юаня и так далее, то будет ли зона рубля? Если не будет зоны рубля, то будет ли рубль? Если не будет рубля, то что будет?

2. Что на самом деле означает маловразумительная адресация к необратимости краха всех империй и их невосстановимости в XXI веке? Если она явным образом не означает констатации реального положения дел (а достаточно европейского примера, чтобы показать, что к реальности тезис о необратимом демонтаже всех империй не имеет никакого отношения), то что она означает? Ведь что-то она означает?

3. Нет ли глубинной связи между тезисом о якобы НЕВОЗМОЖНОСТИ восстановления империи в XXI веке и тезисом о том, что мы (читай — русские) ее категорически НЕ ХОТИМ? Разве не в этом смысл утверждения Владимира Путина о том, что именно Россия развалила Советский Союз? Утверждения, за которое с такой страстью схватился М.С. Горбачев. Путин сделал это заявление в 2008 году. Ваш покорный слуга еще в 1992-м сказал о том, что горбачевская перестройка — это игра в две руки. Что одной рукой в этой игре являются либералы и национал-сепаратисты окраин. А другой — специфическая «русская группа», которая запрограммирована на ксенофобию, уменьшительность, отторжение «этнически чуждого». Я сказал тогда, что речь идет об игре в две руки и что эта слаженная игра окончательно погубит Россию. Теперь начинается второй тур той же игры. И снова перестройка — снова вбрасывается лозунг об отделении окраин, снова оживляется уменьшительный русизм…