Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

Почему я должен считать себя неизмеримо более успешным, чем мой бывший научный руководитель, профессор, доктор наук, один из блестящих геофизиков, получающий 500 долларов? Какое развитие возможно в рамках подобной формулы успешности? Я этого не понимаю, а другие понимают. И я не хочу с ними об этом дискутировать.

Обозначив, в чем я в принципе с Карагановым не согласен категорически, — я должен сказать про то, в чем я с ним согласен.

Сергей Караганов считает, что заявка Путина и Медведева на развитие так возбудила неких глобальных акторов, что они натравили на Россию Саакашвили! Караганов очень хорошо знает мировой истеблишмент и он не сторонник теории заговора. Так что я благодарен ему за эту мысль (если я ее правильно понял).

И потому, что это ценная мысль.

И потому, что эта мысль подтверждает мои аналитические выкладки (очень важно, когда нечто подтверждено человеком, прекрасно знающим предмет под названием «мировая элита»).

И потому, наконец, что это-то я и называю реакцией на ритуализацию. Ведь не в том дело, что Путин и Медведев стали разговаривать о развитии, а в том, что замаячило преодоление бессубъектности. Более того, стали обсуждаться меры, — да-да, конкретные меры — способные это преодоление осуществить. Тут вам и претензия на стратегирование (мозговые штурмы, видите ли, внутри правящей партии), и увязывание партии с концептом (развитие — это именно концепт), и придание правящей партии новой политической роли, и параллельные геополитические претензии. Кто не возбудится-то от такой ритуализации? Был бы я альтернативным России историософским и геополитическим актором — тоже возбудился бы. В конце концов, вторая по мощи ядерная держава. Единственный на сегодня реальный ядерный конкурент США.

Короче — много кто сказал много чего о развитии. И дело не в том, что я хочу все эти высказывания назвать пустыми. Дело в том, что в высказываниях были применены все языки — аналитический, публицистический, академический… Все, кроме одного — языка реального стратегирования, то есть языка элитной ответственности. Это избегание определенного языка мне очевидно до боли. И никто мне не докажет, что я ошибаюсь. Потому что я не ошибаюсь. Я, к сожалению, не ошибаюсь. Я так хотел бы ошибиться.

Гора ритуализации, вызванных прагматическими и игровыми причинами, родила мышей — академических, публицистических и иных. Она не родила стратегирования, не родила субъекта, не соединила субъекта с концептом, не породила полноценной национальной дискуссии и так далее.

Все эти многочисленные «не» сплетаются в элитную пустоту, которая обнаруживается под кожей, так сказать, очень разных и мною никак не девальвируемых КОНКРЕТНЫХ ВЫСКАЗЫВАНИЙ. Не в том дело, каково качество высказывания. Пусть судит об этом общество, состоящее из разных групп, каждая из которых к качеству высказывания относится по-своему.

Дело в том, что осуществленный ритуал — это про Фому. А все беседы в рамках ритуала — это про Ерему. И все.

Скажут: «И слава богу, что про Ерему! Вам бы все про вашего Фому! Мобилизацию вам подавай, чистки, репрессии, завинчивание гаек, экспроприации! Хватит!»

Не хочу спорить с теми, кто так скажет. Мог бы, да не хочу. Можно, конечно, доказать, что мобилизация — это не репрессии и не чистки. Что на самом деле нечто, имеющее отношение к моему пониманию должного и эффективного, намного мягче не только самой мягкой модернизации, но и всяких там концепций МЭРТа. Что трогать общество в его нынешнем состоянии «ежовыми рукавицами» может только безумец. Что положение дел слишком скверно и несовместимо ни с какой традиционной, так сказать, политической медициной. Что тут ни скальпель политический, ни радиология не помогут. Что тут нужно точечно воздействовать на параллельную акупунктуру. Но это все по поводу того, что надо делать. На мои представления по этому поводу найдутся и критики, и обладатели альтернативных представлений. С одной стороны, слава богу, что найдутся. Всегда хорошо, когда предложений много, когда критика не отменена. А с другой стороны… С другой стороны, опять же, я про Фому, а мне про Ерему.

Я про то, КТО будет нечто делать (в данном случае развивать).

А мне о том, ЧТО надо делать.

Я о преодолении бессубъектности.

А мне о показателях роста.

Я о том, что без субъекта ничего не будет.

Мне о том, что формирование субъекта породит кровь, несвободу и прочие ужасы. Почему формирование субъекта это породит? И почему продление бессубъектности этого не породит? Я так считаю, что все с точностью до наоборот. Но не будем даже об этом подробно спорить.

Согласимся, что про Фому (то есть про субъект развития) надо говорить только на языке Фомы. То есть на языке стратегирования, отвечающем актуализации соответствующих субъектных потенций. Вы считаете, что отсутствие разговора про Фому на языке Фомы — это хорошо. Ваше право. Вы соглашаетесь, что разговор про Фому на языке Фомы отсутствует? Уже, говоря о том, что, де, мол, и слава богу, — вы признаете это отсутствие.

Ну, так я его, отсутствие это, и называю элитной пустотой, элитным Ничто. Я обнаружил это Ничто, обнаружил, как Путин вызвал своей случайно-прагматической ритуализацией дух истории (а также много что еще), и все эти вызванные сущности, как крысы из сна гоголевского городничего, будучи вызванными, «пришли, понюхали и пошли вон». Вы радуетесь, что они пошли вон… По мне, так страшно, что вы этому радуетесь… Но это ваше право. Вы соглашаетесь с тем, что они пришли, понюхали и пошли вон? Да или нет?

Если вы соглашаетесь, то тем самым мы договариваемся о том, что я, исследуя первый пласт текстуальной периферии, обнаружил некое отсутствие, проанализировал его, назвал элитной пустотой или элитным Ничто, обсудил генезис этого Ничто, выявил его тонкую структуру (поскольку это вообще возможно по отношению к Ничто, а возможно это только с помощью метафоризаций). То есть я осуществил некую исследовательскую работу, а не отказался от оной ради восхваления себя и поношения других.

Я эту работу осуществил. Я ее сейчас доосмысливаю. И я от нее перейду к исследовательским работам другого типа, в ходе которых и мой совокупный текст изменится, и его осмысление станет, надеюсь, более глубоким.

Пока же, в завершение очень большого этапа исследовательского проекта, давай, читатель, всмотримся в пустоту, которую я обнаружил. Вслушаемся в нее и вдумаемся. Давай вместе созерцать мистерию бессилия. Ту мистерию, в которой из политических уст, как воробьи, вылетают слова о развитии. Вылетают — и превращаются в мертвые льдинки. Ты видишь, читатель, как живые птички превращаются в эти мертвые льдинки… Ты наблюдаешь за подобной метаморфозой и… И что ты при этом испытываешь? В конечном итоге, все зависит от этого.