Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1

Но, если этот субъект окажется сам по себе, а то, что на языке политической философии, соотнося с субъектом, называют субстанцией, окажется само по себе, развития не будет.

Или же субъект начнет патологически развиваться, пожирая субстанцию. Но такое патологическое развитие вряд ли стоит именовать развитием. Впрочем…

Ведя на одном из «круглых столов» острую дискуссию по проблемам модернизации, я очень сильно разозлил элитных интеллектуалов. Дискуссия под стенограмму закончилась. Перешли в соседний зал, где был накрыт стол. Но страсти не успели утихнуть, и я продолжал напирать: «Где же она, эта самая обещанная модернизация России?» И тогда один из сильно задетых мною оппонентов из «околономенклатурных» интеллектуалов времен застоя не выдержал: «Никто не собирался модернизировать Россию. Речь шла о модернизации элиты». Похоже, эта откровенность ошарашила многих, жующая и выпивающая компания разом затихла. Я в этой тишине спросил: «За счет чего?» Оппонент в той же тишине с вызовом ответил: «За счет всего». Все молчали. А сосед моего оппонента по столу, театрально закатив глаза, воскликнул: «Господа, будучи в такой степени демократами, можно же еще быть хоть чуть-чуть гуманистами!»

Возможна ли модернизация элиты как антисубъекта «за счет всего», то есть за счет субстанции (народа)? И правомочно ли называть такую модернизацию модернизацией?

Субстанция — это философский термин, применяемый по-разному в зависимости от того, о какой философии идет речь, Последователи Гегеля, занимавшиеся именно политической философией (так называемые младогегельянцы, левогегельянцы), говоря о субъекте, имели в виду интеллигенцию, а говоря о субстанции, имели в виду народ. Для Маркса и марксистов субъектом является класс, а народ — субстанцией. Для сторонников теории элит субъектом может являться… религиозный институт в целом, какой-нибудь религиозный орден… Но субстанция — это все равно народ.

Что такое разрыв субъекта и субстанции на марксистско-ленинском языке, можно понять, читая, например, стенограммы XV партийной конференции, где один из ораторов, обсуждая построение социализма в отдельно взятой стране, говорит: «Оторванная от широких масс партия может в лучшем случае погибнуть в неравном бою. А в худшем… Скажете, сдаться в плен? Но в политических битвах в плен не берут. В худшем она предаст интересы породившего ее класса».

В этой реплике субъектом выступает уже партия. А субстанцией — отождествляемый с народом класс. Речь идет о достаточно тонкой смене акцента. Тонкой, но значимой. И, конечно же, в основе этой далеко идущей тонкой смены акцента — идея Ленина о том, что если России нужна пролетарская революция, а пролетариата в России нет, то нужно сделать пролетарскую партию, а она, партия, уже создаст пролетариат. Но после осуществления революции.

Анализ бесконечных дискуссий о том, имеет ли такая ленинская концепция какое-то отношение к марксизму, увел бы нас в сторону. Я здесь просто пытаюсь показать, что построение любого стратегического субъекта, в том числе и субъекта развития, необходимо, но недостаточно. Нет у субъекта связи с субстанцией, не является субстанция полноценной — никакое субъектостроительство само по себе ничего не обеспечит.

Враг начинает с разрушения субъекта. Но ему нужно еще и разорвать связь субъекта с субстанцией, а также превратить субстанцию в антропомассу. Только решив эти задачи одну за другой — подорвав внутренний и внешний язык развития, разрушив оргструктурные связи внутри субъекта развития, разорвав связь субъекта с субстанцией и превратив субстанцию в антропомассу, — враг может убить в исторической личности волю к развитию. Впрочем, к моменту решения всех этих задач уже не будет исторической личности. Нельзя убить волю к развитию и сохранить историческую личность. Далеко не всякое компактно проживающее население является исторической личностью.

В предыдущей главе мы обсуждали десубъективизацию, то есть лишение субъекта развития необходимой структуры и необходимого языка.

Теперь надо (хотя бы в первом приближении) присмотреться к желательным для врага метаморфозам, превращающим субстанцию в собственное отрицание.

Насмешки над «особым путем» России как уникальной исторической личности в целом не беспочвенны. Нередко риторика особого пути призвана решать очень частные политические задачи, а то и задачи чужих центров сил. Да, бывает и так. Но подобная констатация никак не позволяет обнулить очень серьезное (и абсолютно позитивное) содержание, добытое величайшими умами России в мучительных поисках смысла собственной истории. И смысла истории вообще. Ибо эти искания осуществлялись в рамках стратегической линии, препятствующей и автаркии, и растворению в чужом и чуждом историческом содержании.

Восторг того же Томаса Манна перед Толстым, Достоевским и Чеховым — не похлопывание по плечу: «Вот, мол, дикари, а как пишут». В основе этого восторга — страстный интерес к возможностям России как исторической личности сказать что-то новое о развитии. Причем не только новое, но и всемирно значимое. Так что же мы имеем теперь?

Увы, советник Ельцина Ракитов и его подельники в какой-то степени преуспели в своем начинании, рекламируемом как «смена ядра российской цивилизации» (добавлю от себя: российской цивилизации как исторической личности).

Никакого нового ядра «ракитовцы», конечно, не создали. Да это и не планировалось. А вот то, что исторической личности по имени Россия (цивилизация там или нет — это вопрос семантического лукавства) была нанесена беспрецедентная травма… Что удар, пробив защитные оболочки, достиг ядра исторической личности… Это — печальный факт.

Считать, что твоя историческая личность, в отличие от остальных исторических личностей, почему-то не может умереть, глубоко наивно. И в чем-то антипатриотично. Потому что такая аксиоматика полностью исключает понятие смертного боя («вот этот рубеж сдадим — и возврата не будет»). Если можно сдать любой рубеж и после этого вновь взлететь под небеса… Если тем самым все «сдаваемо» и точек невозврата нет, то зачем бороться, жертвовать?

С чего начинаются любые переговоры, носящие фундаментальный характер? С того, что на что можно обменять? Полная чушь! Серьезные переговоры начинаются с неброской, но очень внятной манифестации, касающейся того, что НИКОГДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОТДАНО. НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Это неотдаваемое и есть ядро любой системы. Отдает система хоть один элемент ядра — ее уже нет. Жертвовать периферией можно, ядром — ни при каких обстоятельствах.

Итак, то, чем жертвовать нельзя, — это ядро исторической личности.