Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Вы предлагаете иначе преодолевать нарастающее отчуждение? Предлагайте! Скажите — как! Никто не держится за Марксовы схемы! Или же вы предлагаете отчуждение наращивать? Ведь если его не преодолевать, то оно обязательно будет нарастать в силу… В силу тысяч причин, приводящих в действие это самое неумолимое отчуждение человека от его высшей — творческой — сущности… Этих причин, повторю, тысячи. Но я скажу лишь об одной и решающей. Опять же — ну никак тут от Маркса не открестишься! Что есть, то есть…

Налицо и впрямь очередной, предкатастрофический, конфликт между производительными силами и производственными отношениями. Наука становится производительной силой. И, становясь оной, вступает в конфликт с существующими и не предназначенными ни для чего подобного производственными отношениями, основанными на нарастающем и неснимаемом отчуждении. Человечество вошло в этап, на котором сохранение этого самого отчуждения непоправимо уродует характер производительных сил. Отчуждение диктует нарастание разделения в рамках нового типа производительности…

Разделение научного массива — в сочетании с его новой ролью — чревато далеко идущими последствиями. Наука не может преодолеть отчуждение, не меняя характера производственных отношений. Но она не может и отказаться от роли новой производительной силы. Не меняя производственных отношений, она не преодолевает отчуждения. Отчуждение же чудовищным образом давит на характер входящей в новые права производительной силы.

Как именно оно давит и что уродует? Давит оно тысячами способов, каждый из которых заслуживает отдельного изучения. Уродства, порождаемые этим давлением, крайне разнообразны. Начни я только перечислять их — мы утонем в деталях и дискуссиях. Пойди разберись — это уродство или новый лик? Мутант или «гадкий утенок» Андерсена? Поэтому я укажу на одно самое очевидное и опасное свойство новых производительных сил, вытекающее из отказа породившего их человечества от преодоления навязанного производительным силам повреждения, названного Марксом «отчуждением».

Наука дифференцируется. Дифференциация неуправляемо нарастает. Тем более неуправляемо нарастает и само отчуждение. Ибо суть отчуждения состоит в том, что человечество порождает нечто, с чем оно после этого порождения уже не способно соединиться. Порожденное тогда превращается в «антитезис без синтеза». Наука в виде антитезиса начинает не обогащать духовно, а пожирать породившее ее человечество. Любой предметный мир, будучи отчужденным, выступает в амбивалентной, освобождающе-порабощающей, роли. Чем выше степень отчуждения, тем в большей степени порабощение (погибель) доминирует над освобождением (спасением). Вещи воюют с людьми самыми разными способами. Что, разве ядерное оружие — не разновидность такой войны? А потребительское безумие? А экология, глобальное потепление?

В пределе человек сам становится вещью. А то и придатком к вещам, оседлывающим его.

Вещи (предметный мир) могут погубить и спасти. Спасти они могут лишь если отчуждение будет снято. А снято оно будет лишь когда опредмечивание (создание предметного мира) будет сочетаться с распредмечиванием (возвращением сотворенного предметного мира человеку). Такое сопряжение опредмечивания с распредмечиванием как раз и является отменой труда, его превращением в творчество.

Творчество предполагает возвращение творящему того, что вложено в Творение. И неважно, что именно вложено. Рабочий вложил труд? Верните вложенное, не отчуждайте созданное трудом. Не отчуждайте никаким образом. Не только прямым (через прибавочную стоимость), но и косвенным. Любая новизна во внешнем мире, материализованная в предмете, созданном человеком, должна вернуться в человека, меняя его внутренний мир, интеллектуально и духовно обогащая создателя новизны.

Человек, создав предмет, должен иметь возможность увидеть себя в созданном и, постигая себя через творчество, соединить внешнее (мир) и внутреннее (себя). Нельзя оторвать возможность опредмечивания (создания нового во внешней по отношению к человеку среде) от возможности распредмечивать. То есть нельзя не возвращать человеку, его творящей сущности, порожденное опредмечиванием новое знание о мире в виде нового знания о себе.

Нельзя разбить зеркало, в котором человек, увидев творчески преобразуемый мир, должен увидеть и себя как преобразуемое единовременно и соответственно миру. Нельзя, чтобы порожденное вовне творческим духом не возвращалось самому же этому духу в виде возрастания его, духа этого, творческой самости.

Вполне уместен вопрос: «Почему нельзя? Что значит нельзя?» И так далее. В самом деле, отчуждение столь же почтенно по возрасту, как и само человечество. Или почти столь же почтенно. Но и поправка на «почти», вычитающая из эпохи отчуждения время первобытного рая (первобытного коммунизма по Марксу) ничего особенно не меняет.

Наверное, когда полузверь изготовил первые орудия и оказал первые воздействия на окружающую среду, отчуждения еще не было. Ибо по сути нечего было отчуждать. Но, как только он преуспел и опредметил достаточно для накопления разного рода излишков, сформировавших минимально дооформленного человека на месте проточеловека, началось и это самое отчуждение.

Так почему бы этому самому отчуждению не возобладать окончательно? В своем описании ужасов капиталистического отчуждения Маркс превзошел самых радикальных и далекоидущих романтиков. Того же Гейне, например. Чего стоит хотя бы «Коммунистический манифест».

А обсуждение того, за сколько процентов прибыли капиталист продаст родного отца? Обсуждая это, Маркс поднимает тему, которую потом разрабатывает человек, соединивший марксизм и фрейдизм, — Эрих Фромм.

Для Фромма (а я убежден, что и для Маркса тоже) нет разницы между процентами прибыли, за которые капиталист продаст родного отца, и продажей первородства за чечевичную похлебку. Капитализм для Фромма, Маркса и очень многих других — это не очередной этап истории. Это ее финал. Мрак перед рассветом, почти окончательная смыслооставленность, время отчаяния и погибели. Но в отличие от тех, кто понимает финал как фиаско, Маркс и его сторонники твердо придерживаются эсхатологического подхода, согласно которому накопление энергии на отрицательном полюсе приведет к тому, что из альтернативного энергетического сгустка, накапливающегося на положительном полюсе, ударит очистительная молния.

Однако, во-первых, кто сказал, что она ударит? Маркс доказывает ее неизбежность или он в эту неизбежность верит также, как Иоанн Богослов? И, во-вторых, почему бы молнии не «долбануть» в обратном направлении? Почему она не может быть отрицательной, уничтожающей творческую сущность во имя торжества отчуждения? Ведь, по сути, фашизм и был такой, отрицательной, метафизической молнией.