Сергей Кургинян - Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Хэппи-энды голливудских протестантских фильмов полны встреч умерших с родственниками и любимыми животными (собаками, кошками). Субстанциональный упрек, который адресуют критики светскому иммортализму, может быть тут воспроизведен «один к одному». Потому что в светском иммортализме тоже рассматривалась отнюдь не только проблема обретения живущими (и воскрешенными) обычного плотского бессмертия, но и проблема изменения качества плоти, ее просветления, превращения в нечто гораздо менее материальное. Не зря говорилось об автотрофном человечестве (Вернадский), да и о многом другом. Чем это отличается от хэппи-энда голливудских протестантских фильмов? Коль скоро просветленное должно быть узнано и вновь полюблено — это все равно предполагает какую-то оформленность просветленного, какую-то преемственность, в том числе и на уровне плоти.

Еще раз повторяю — опишите любой, подчеркиваю, любой замысел Бога, предполагающий встречу и «хэппи-энд», и тут же светские имморталисты вам скажут: «Вот-вот, именно это будет сделано человеком как существом, доразвившимся до возможностей Бога».

Так что хоть бессмертные тела, хоть голограммы… Нет тут никаких фундаментальных противоречий между светским и религиозным результатом, если только религиозный результат предполагает не растворение в океане света, не абсолютное отсутсвие плоти, а тот «хэппи-энд», который слишком часто обсуждается и вне которого существенная часть всемирного религиозного сообщества обойтись не может. Это касается, как мы понимаем, отнюдь не только христианства.

Такова одна сторона проблемы. Но есть и другая сторона. Она касается феномена божественной плоти, по отношению к которому велись дискуссии с первых христианских веков. Дискуссии вели не религиозные и светские имморталисты. Их вели монофизиты и их противники.

Монофизиты атаковали сторонников божественного качества плоти Христовой. В том числе и очень грубо: «Ах, он был в теле? И ел? Наверно, и нужду справлял? Или как?» Ответ на этот вопрос с помощью очень убедительной концепции другой, недиссипативной так сказать, плоти заложил фундаментальные принципы, согласно которым материя может и должна быть спасенной и благодатной, то есть иной. У Христа она изначально такова. А у спасенных — станет такой.

Этот принцип тут же подхватывается светскими имморталистами. И методологически («вот-вот, и мы создадим пресуществленную материю, но не таинством Бога, а научным путем»), и технологически. Повторяю — разве не этому по сути посвящена концепция автотрофного человечества, выдвинутая Вернадским? А также даосская или западная алхимия? А также мучительные раздумья светских ученых о преодолении Второго закона термодинамики?

Тут либо — либо. Либо надо вообще отказываться от концепции личностного бессмертия — религиозной или светской. И заменять ее — чем? Растворением в коллективной нирване, световом океане, божественно-безличном Солярисе… Но это отсылает нас к варианту № 2, варианту, в котором спасение — это не спасение ОТ СМЕРТИ, а спасение ОТ ЖИЗНИ. Либо надо признать, что все (и именно все) упреки, адресуемые светскому иммортализму, могут быть в той же степени адресованы и иммортализму религиозному.

И все же главное в том, что в виде утешения предлагается светскому человеку. Ему предлагается жизнь без утешения — или разрыв со светскостью. А почему он согласится на такое зауженное меню? Его кто-то заставит? У него из мозга ментальными инструментами изымут все другие альтернативы? И кто же хочет стать ментальным хирургом? Великий Инквизитор?

Вот реальная повестка дня, содержащая реальные метафизические проблемы, актуальные для современного человечества. Пиама Павловна Гайденко знает об этих проблемах лучше многих. Она занималась экзистенциалистами, которые детальнее, чем кто угодно еще, описали, что такое «смертная болезнь». Вот бы послушать доклад Пиамы Павловны на тему «Смертная болезнь и современное человечество»!

Ну, ответила Пиама Павловна для себя самой на этот вызов в рамках варианта № 1… Или № 2? В любом случае она, как мыслитель, понимает, что этот ответ не удовлетворит ни все человечество, ни даже всех ее сограждан.

А иначе какой Камю? Какой Сартр? Да и с Кьеркегором и Хайдеггером все очень непросто. А ведь сколько с тех пор воды утекло! Но Пиама Павловна хочет обсуждать хилиастические корни скверны, именуемой «большевизм». А также сходных скверн (терроризм, экстремизм и так далее).

Есть такие корни у большевизма?

Наверное… В народных массах Российской империи к началу XX века накопился огромный потенциал хилиастических ожиданий. Не подключи его к своему проекту большевики, они потерпели бы сокрушительное фиаско. Согласившись с этим, я сразу же вынужден оговорить, что использование большевиками народной хилиастической энергетики и наличие у большевизма собственных хилиастических метафизических корней — это не одно и то же. Если Татьяна Ларина решила, что Евгений Онегин — это лорд Байрон (или тотемный Медведь), то это не значит, что Евгений Онегин пишет «Чайльд-Гарольда» или кидается в Миссалонги на помощь восставшим грекам. Не значит это и того, что у него особо обильный волосяной покров, напоминающий медвежью шкуру.

Евгений Онегин или использует ожидания Татьяны Лариной и поступает по-донжуански. Или же не использует. Но он никак не несет ответственности за эти ожидания. Пушкинский Онегин ожиданий Татьяны Лариной не использовал. Большевики ожидания своей Татьяны Лариной использовали на 200 %. Политика — это управление общественной энергией, так ведь? Как ей управлять без архетипов, без образов, без всего того, на что только и откликается такая энергия (она же — «чаяния»)? Не берусь даже определять, было ли такое использование строго манипулятивным. Я так убежден, что нет. Но не в этом главное.

Ясно, что классический большевизм — это родное дитя западного проекта «Модерн». Отсюда — тяга к развитию, сравнение себя с якобинцами и многое другое. Говорить о хилиастических корнях такого большевизма нельзя ни при проведении научного исследования, ни даже при мало-мальски, по-инквизиторски честном ведении идеологической войны. Есть еще и метафизический большевизм.

Экзистенциалистами я занимался несравненно меньше, чем Пиама Павловна (доведя тем не менее свои занятия до способности практического осуществления экзистенциального психоанализа). А вот метафизическим большевизмом я занимался больше, чем Пиама Павловна и кто угодно еще. И со всей ответственностью заявляю, что если у такого метафизического большевизма и существует разветвленная корневая метафизическая система, то эта система ну уж никак не может быть сведена к хилиазму. А кто ее сводит к хилиазму, «покупаются» на очень внешнюю параллель. Этот самый рай на земле.