Валентин Варенников - Дело ГКЧП

Бесспорно, показания всех свидетелей представляли, да и представляют и сейчас большую ценность. Тем более что они были даны в результате обращения к ним председательствующего суда, а также после моего обращения. Перед допросом председательствующий разъяснял каждому свидетелю его гражданский долг и обязанность правдиво рассказать все известное ему по делу ГКЧП, но в рамках, касающихся только подсудимого Варенникова. Одновременно свидетель предупреждался об ответственности за отказ от дачи показаний или дачи ложных показаний. У свидетеля бралась подписка о том, что ему разъяснены его права и обязанности, он понял свой долг и ответственность.

Каждый раз, когда эта обязательная процедура заканчивалась, я поднимал руку и просил слова для обращения к свидетелю. Председательствующий мне никогда в этом не отказывал. Обращаясь к каждому из них по имени и отчеству, я говорил:

«Прошу вас, прежде чем давать какие-нибудь показания в отношении меня, глубоко вдуматься в существо обвинений, которые мне предъявлены. Я обвиняюсь в измене Родине с целью захвата власти, в умышленном нанесении ущерба государственной безопасности и обороноспособности страны. Это самая тяжелая статья и соответственно предусмотрена самая тяжелая кара. Давая показания, вы несете ответственность. Поэтому будьте осмотрительны, чтобы исключить нежелательные для вас последствия».

Говоря об этом, я преследовал две цели. С одной стороны, максимально провоцировать выступления против себя, хотя был абсолютно уверен, что и в этих условиях показания в большинстве случаев будут в мою пользу. Тот же, кто побоится это сделать, может в показаниях ограничиться общими фразами. Однако мне было важно, чтобы судебное следствие видело мою открытость.

Вторая цель — открыть глаза свидетелю. Ведь далеко не каждый из них ясно представлял, к какому уголовному делу он имеет отношение и какие для него могут быть последствия, исходя из тех показаний, какие он намерен дать. Для него лично и, следовательно, для его семьи. Это касалось в первую очередь тех, кто находился на государственной службе.

Но, к всеобщему удивлению и большой общей радости, несмотря на мои «старания», не нашлось ни одного свидетеля, который в чем-то бросил на меня, мои действия или высказывания хотя бы небольшую тень. Наоборот, подавляющее большинство свидетелей выступали с патриотическими речами и тепло отзывались лично обо мне. Конечно, я им всем бесконечно благодарен за это, но самое главное — они своими выступлениями показали народу, что не угас огонь борьбы за социалистическое Отечество.

Нет возможности, да и необходимости воспроизвести все. Приведу лишь выступления всех свидетелей и общее содержание речей наиболее ярких фигур.

В числе первых выступал заместитель министра обороны РФ, Герой Советского Союза, генерал-полковник Борис Всеволодович Громов.

Откровенно говоря, я, наверное, за него переживал больше, чем он сам. Кстати, инициатива вызова Б. Громова в качестве свидетеля принадлежала суду. И когда я увидел его фамилию в списке, то первым побуждением было немедленно обратиться через адвоката к суду и исключить его из числа свидетелей. Но Д. Штейнберг мне разъяснил, что, во-первых, подсудимому некорректно вмешиваться в работу суда, а тем более определять, кого из названных судом оставлять в списках, а кого исключать. Во-вторых, список уже объявлен, поэтому предложение запоздалое, и никто вносить коррективы не будет. В-третьих, не в интересах подсудимого делать из этого проблему — пресса может раздуть такое пламя, что всем будет тошно. Я согласился.

Б. Громов появился в зале по приглашению суда. Как всегда спокойный (во всяком случае — внешне), он ровной и уверенной походкой прошел на свое место. А когда его пригласили на трибуну и объяснили его обязанности, я обратился к Громову со своим «провокационным» предложением — вначале хорошо взвесить свои показания, учитывая, что он находится на службе.

На мой взгляд, из всех свидетелей, находившихся в тот момент на государственной службе или в отставке, в самом сложном положении был Борис Всеволодович Громов. Во-первых, он находился на государственной службе и занимал высокий пост заместителя министра обороны. Во-вторых, туман сомнений властей предержащих в отношении роли и места в августовских 1991 года событиях первого заместителя МВД (а эту должность тогда занимал Б. Громов) еще не рассеялся. К тому же министр внутренних дел СССР Б. Пуго застрелился. Все это накладывало отпечаток и ставило Б. Громова в очень сложное положение.

Мне очень не хотелось, чтобы у него были неприятности.

Выясняя отношение свидетеля к подсудимому, что предусматривалось кодексом, председательствующий спросил у Громова:

— Какое у вас отношение к Валентину Ивановичу?

— Прекрасное. Самое доброе, честное и откровенное.

— А у вас, Валентин Иванович, к свидетелю Громову? — обратился ко мне В. Яськин.

— Такое же, как и у него ко мне, — ответил я. А сам подумал: «Это же надо! Как бы его искренность и откровенность не вышла ему боком. Ведь столько уже поломанных, загубленных судеб».

Борис Всеволодович в своем выступлении подробно обрисовал сложившуюся обстановку и причины, почему страна попала в такое положение. Давал безжалостные характеристики Горбачеву и его политике. Прямо заявил, что наш доверчивый и благородный народ, поверя ему, возлагал большие надежды на перестройку, фактически же это был пустой звон и страна была ввергнута в катастрофу. В этих условиях деятели из руководства страны, преданные народу, конечно, были обязаны принять меры, чтобы спасти хоть что-то, для чего и создали Государственный комитет по чрезвычайному положению — ГКЧП. Его активно поддержал генерал армии Варенников. Являясь патриотом нашей Родины, он не мог поступить иначе.

И далее Громов дает всестороннюю положительную характеристику как служебной деятельности, так и личных качеств Варенникова. Что же касается ГКЧП, то Б. Громов заявил: «Целиком и полностью поддерживаю цели и задачи комитета, его выступление против политики Горбачева. Надо было это сделать еще раньше. Одобряю все документы, которые изданы комитетом, — они справедливо оценивают обстановку и реалистично подходят к вопросу выхода страны из кризиса и стабилизации обстановки. Но я критикую комитет за недееспособность и схоластику — сказали много и то, что нужно, но ничего не сделали. За непоследовательность, нетвердость в проведении своих решений в жизнь, слабую организаторскую работу и фактически отсутствие управления страной, за трусость взять реальную ответственность на себя и навести надежный порядок в стране. Я критикую ГКЧП за то, что он не оправдал доверия народа».