Михаил Бакунин - Избранные сочинения Том I

Проживя три, четыре года, пять лет в этом омуте, солдат не может иначе выйти из него как уродом. Но и для офицеров тоже самое, хотя и в другой форме. Из солдат хотят сделать палку бессознательную; офицер же должен быть палкою сознательною, палкою по убеждению, по мысли, по интересу, по страсти. Его мир — офицерское общество; из него он ни шагу, и вся офицерская коллективность, проникнутая вышеописанным духом, смотрит за каждым. Беда несчастному, если увлеченный неопытностью или каким нибудь человеческим чувством, он позволит себе сдружиться с другим обществом. Если это общество в политическом отношении невинно, то над ним будут только смеяться. Но если оно имеет направление политическое, несогласное с обще-офицерским направлением, либеральное демократическое, не говорю уже о социально-революционном, тогда несчастный пропал. Каждый товарищ сделается для него доносчиком.

Вообще высшее начальство предпочитает, чтобы офицерство бывало больше между собою, и старается оставить им, равно как и солдатам, как можно менее свободного времени. Муштрование солдат и беспрестанный надсмотр за ними уже забирает три четверти дня; остальная четверть должна быть посвящена усовершенствованию в военных науках. Офицер, прежде чем дослужится до майорского чина, должен выдержать несколько экзаменов; кроме того им задаются срочные работы по разным вопросам и по этим работам судят о их способности к повышению.

Как видим, военный мир в Германии, впрочем точно также как и во Франции, составляет совершенно замкнутый мир, и эта замкнутость есть верное ручательство в том, что этот мир будет врагом для народа.

Но немецкий военный мир имеет перед французским, да и перед всеми европейскими огромное преимущество: немецкие офицеры превосходят всех офицеров в мире положительностью и обширностью своих познаний, теоретическим и практическим знанием военного дела, горячею и вполне педантическою преданностью военному ремеслу, точностью, аккуратностью, выдержкою, упорным терпением, а также и относительною честностью.

Вследствие всех этих качеств организация и вооружение немецких армий существует действительно, и не на бумаге только, как это было при Наполеоне III во Франции, как это бывает сплошь да рядом у нас. К тому же, благодаря все тем же немец-ким преимуществам, административный, гражданский и в особенности военный контроль устроен так, что продолжительный обман невозможен. У нас же, напротив, снизу до верху и сверху до низу рука руку моет, вследствие чего дознание истины становится почти невозможным.

Сообразите все это и спросите себя, возможно ли чтобы русская армия могла надеяться на успех в наступательной войне против Германии? Вы скажете, что Россия может поставить миллион войска. Ну, хорошо организованного и вооруженного войска пожалуй не будет миллион; однако положим что есть миллион; половину надо будет оставить разбросанною по огромному пространству империи для соблюдения спо- койствия в счастливом народе, который того и гляди от большого жира может взбеситься. Для одной Ук-раины, Литвы и Польши сколько понадобится войска! Много, много если вы будете в состоянии выслать против Германии пятисоттысячную армию. Такой армии Россия никогда еще не ставила.

Ну, а в Германии вас встретит действительно миллионная армия, по организации, по вымуштровке, по науке, по духу и по вооружению первая в мире. А за нею будет стоять громадным ополчением весь немецкий народ, который может быть и даже вероятно не встал бы против французов, если бы в последней войне победил не Франц прусский, а Наполеон III, но который, повторим еще раз, против русского вторжения встанет поголовно.

Скажете вы, что, в случае нужды, Россия т. е. всероссийская империя в состоянии поставить еще миллион войска; отчего же и не поставить, да только на бумаге. Стоит для этого только предписать указом новый рекрутский набор по столько-то с тысячи. Вот вам и ваш миллион. Да как его собрать? Кто будет его собирать? Ваши резервные генералы, генерал-адютанты, флигель-адютанты, командиры резервных и гарнизонных батальонов на бумаге, ваши губернаторы, чиновники, Боже мой, сколько же десятков, а пожалуй и сотен тысяч уморят они с голоду прежде, чем их соберут. Да где вы наконец, возьмете достаточное количество офицеров для организации нового миллионного войска, и чем вооружите его? Палками? Ведь у вас нет достаточного количества денег для порядочного вооружения одного миллиона, а вы грозитесь вооружить другой миллион. Ни один банкир не даст вам в займы; ну а если и даст, ведь на вооружение миллиона требуются года.

Сравним вашу бедность и вашу беспомощность с германским богатством и с германскою силою. Германия получила от Франции пять миллиардов, положим что три миллиарда были потрачены на вознаграждение разных издержек, на вознаграждение принцев, государственных людей, генералов, полковников, офицеров, разумеется не солдат, а также и на разные внутренние и заграничные поездки. Остаются два миллиарда, которые включительно употреблены на вооружение Германии, на постройку новых или на укрепление старых бесчисленных крепостей, на наказ новых пушек, ружей и т. д, Да, вся Германия обратилась теперь в грозный, во все стороны щетинящийся арсенал. И вы, обученные и вооруженные кое как, надеясь ее победить.

При первом шаге, лишь только сунете нос на немецкую землю, вы будете самым страшным образом разбиты на голову, и ваша наступательная война тотчас же обратится в оборонительную; немецкие войска вступят в пределы всероссийской империи.

Но тогда, по крайней мере, возбудят ли они против себя всеобщее восстание русского народа? Да, если немцы вступят в русские области и пойдут, например, прямо в Москву; но если этой глупости не сделают, а пойдут севером на Петербург, через балтийские провинции, в которых найдут, не только между мещанством, протестантскими пасторами и жидами, но и посреди недовольных баронов и их детей, студентов, а через их посредство и в наших бесчисленных остзейских генералах, офицерах, высших и нисших чиновниках, наполняющих Петербург и разбросанных по всей России, много приятелей; мало того, они подымут против русской империи Польшу и Малороссию. Правда, что из всех, врагов, притеснителей Польши, со дня ее разделения, Пруссия оказалась самым назойливым, самым систематическим, а потому и самым опасным; Россия действовала, как варвар, как дикая сила, всех резала, вешала, мучила, ссылала тысячи в Сибирь и всетаки обрусить доставшейся ей части Польши не умела, да и до сих пор, несмотря на Муравьевские рецепты, не умеет; Австрия, с своей стороны, также нисколько не онемечила Галиции, да и не старалась об этом. Пруссия, как истый представитель германского духа и великого германского дела, насильственного и искуственного германизирования стран ненемецких, сейчас приступила к онемечиванию, во что бы то ни стало, данцигской области и познанского герцогства, не говоря уже о кенигсбергском крае, доставшемся ей гораздо прежде.