Уильям Годвин - О собственности

Отмена брака не будет сопровождаться ничем дурным. Мы склонны представлять ее себе как предвестницу грубых вожделений и разврата. Но, в действительности, в этом случае происходит то же, что и в других, именно: положительные законы, предназначенные для обуздания наших пороков, возбуждают и умножают их. Не будем уж упоминать о том, что чувство справедливости и стремление к счастью в условиях имущественного равенства уничтожит стремление к роскоши, сократит наши чрезмерные во всех отношениях притязания и побудит нас всегда предпочитать радости умственные радостям чувственным.

Общение полов в таком обществе будет подлежать тем же условиям, что и другие виды дружбы. Не говоря о случаях необоснованных и упорных привязанностей, нельзя прожить жизнь и не встретить человека, достоинства которого превосходили бы достоинства всех встреченных до того. К этому человеку я буду испытывать склонность, точно соответствующую моей оценке его достоинств. Так же будет обстоять дело с женским полом. Я буду настойчиво поддерживать отношения с такой женщиной, совершенства которой произведут на меня сильное впечатление. «Но ведь возможно, что другие мужчины будут испытывать к ней такую же склонность, как и я». Тут не возникнет никаких затруднений. Мы все можем пользоваться преимуществами беседы с ней, но мы будем так мудры, что чувственное общение станем считать незаслуживающим внимания. Оно, подобно всякому другому делу, которое касается двух людей, должно в каждом отдельном случае решаться добровольным согласием обеих сторон. То обстоятельство, что мы склонны считать половое общение существенным преимуществом, вытекающим из чистой привязанности, свидетельствует о крайней испорченности наших теперешних привычек. Разумные люди едят теперь и пьют не из любви к удовольствию, но потому, что еда и питье необходимы для здорового существования. Затем разумные люди желают продолжать свой род не потому, что с этим связано ощутительное удовольствие, но потому, что род надлежит продолжать; выполнение же этой функции будет регулироваться велениями разума и долга.

Таковы некоторые из соображений, которые, вероятно, будут лежать в основе отношения полов. Нельзя окончательно сказать, будет ли при таком состоянии общества известно, кто отец каждого отдельного ребенка. Но можно утверждать, что это обстоятельство не будет иметь никакого значения. В настоящее время аристократические притязания, себялюбие и семейная гордость побуждают нас считать его важным. Я не должен ни одному существу оказывать предпочтение перед другим потому только, что это мой отец, жена или сын, но предпочитать надо такого человека, который имеет к тому основания по причинам, одинаково убедительным для всех. Одно из ряда мероприятий, которые будут постепенно введены под влиянием демократического духа, составит уничтожение фамильных имен, что, вероятно, произойдет уже через небольшой промежуток времени.

Посмотрим, как при таком состоянии общества изменится система воспитания. Можно думать, что отмена браков превратит это воспитание до известной степени в общественное дело, но если рассуждения, содержащиеся в нашей работе, сколько–нибудь правильны, то воспитание при помощи специальных учреждений, созданных общиной, совершенно несовместимо с истинными началами разумного порядка [28]. Воспитание можно рассматривать с разных сторон. Прежде всего, это уход за младенцем, который требуется его беспомощным состоянием. Он, вероятно, выпадет на долю матери; но если в случае частых родов или по характеру требуемого за ребенком ухода найдут, что труд, который она несет, непосилен, то ей дружески и охотно помогут другие. Во–вторых, это доставание продуктов питания и других предметов, необходимых для существования. Как мы уже видели, они будут правильно распределяться и автоматически притекать из мест, где они находятся в избытке, туда, где в них ощущается недостаток [29]. Наконец, термин «восстание» может употребляться в значении обучения. Задача обучения при том состоянии общества, которое мы рассматриваем, сильно упростится и изменится в сравнении с настоящим временем. Тогда будут считать одинаково неправильным превращение в рабов как мальчиков, так и взрослых людей. Дело будет заключаться не в том, чтобы преждевременно создавать множество скороспелок, еще не вылупившихся из яйца, с целью доставить удовлетворение тщеславию родителей похвалами, расточаемыми детям. Никто не будет мучить слабых и неопытных преждевременным учением из опасения, что, вступив в зрелые годы, они откажутся учиться. Разум людей будет развиваться в согласии с обстоятельствами и впечатлениями, воздействующими на него, и не будет подвергаться мучениям и ослабляться попытками отлить его в особую форму. Ни одно человеческое существо не будет вынуждено учиться чему–нибудь, если оно не желает того и не представляет себе полезности и ценности этих знаний; всякий человек в зависимости от своих способностей охотно поделится общими взглядами и мыслями, достаточными для руководства и поощрения тех, кто учится по своему желанию.

Прежде чем закончить рассмотрение этого вопроса, надо опровергнуть одно возражение, которое может возникнуть у некоторых читателей. Они могут сказать, «что человек создан для общения с другими и для взаимного доброжелательства, и потому он по своей природе мало приспособлен к системе индивидуализма, здесь намеченной. Истинное совершенство достигается человеком при слиянии и сочетании его собственного существования с жизнью других людей; поэтому такой порядок, который запрещает ему проявление всякой склонности к другим и всякой привязанности, клонится к его вырождению, а не к совершенствованию».

Нет сомнения, что человек создан для общества. Но есть явно порочный и гибельный для человека путь, путь, на котором человек теряет свое собственное существование в существовании других. Каждый человек должен опираться на самого себя и считаться с собственным разумом. Каждый должен чувствовать свою независимость для того, чтобы он мог утверждать начала справедливости и правды, не будучи вынужденным предательски приспособлять их к обстоятельствам своего положения и к заблуждениям других людей.

Нет сомнения, что человек создан для общества. Но он создан для общества в целом или, иными словами, его способности позволяют ему служить целому, а не части его. Справедливость обязывает нас больше сочувствовать человеку достойному, чем незначительному и испорченному члену общества. Но всякое пристрастие в точном смысле слова клонится к причинению вреда тому, кто его испытывает, человечеству вообще и даже тому, на кого оно направлено. Дух пристрастия хорошо выражен в известном изречении Фемистокла [30]: «Избави меня бог сидеть на судейской скамье, если мои друзья встретят там не больше благожелательности, чем посторонние!». Фактически же, как можно было неоднократно видеть на протяжении этой работы, мы в жизни постоянно находимся в судебном заседании; мы играем жалкую роль неправедного судьи, когда проявляем малейшие признаки пристрастия.