Уильям Годвин - О собственности

Указания на несовершенства системы Платона и других писателей несущественны. Они, скорее, укрепляют воздействие их суждений, так как свидетельствуют о значении поддерживаемых ими взглядов, убедительность которых была так велика, что они овладели умами, несмотря на невозможность для них устранить трудности, связанные с их принципами.

Это приводит нас, в–третьих, к замечанию, что существующая система собственности есть подлинно уравнительная система для человеческого рода, поскольку мы признаем, что развитие интеллекта и поощрение истины более ценны и более существенны для человека, чем удовлетворение его тщеславия и его вожделений. Накопление собственности втаптывает в грязь мыслительные способности, оно глушит искры дарования и погружает большую часть человечества в низкие заботы, помимо того, что оно лишает богатых, как мы уже говорили, самых благодетельных и целесообразных побуждений к действию. Если бы излишняя роскошь была устранена, то исчезла бы надобность в значительной части физического труда, а остальная часть, добросовестно распределенная между всеми трудоспособными и здоровыми членами общества, не была бы обременительна ни для кого. Каждый человек пользовался бы умеренной, но здоровой пищей, каждый имел бы возможность разумно осуществлять все свои физические функции, что создавало бы бодрость духа, никто не тупел бы от усталости, но все имели бы досуг для развития доброжелательных и человеколюбивых склонностей души и для упражнения способностей, направленных на интеллектуальное совершенствование. Какой контраст представляет эта картина с теперешним состоянием человеческого общества, где крестьянин и рабочий трудятся, пока их разум не оцепенеет от изнурения, пока их мускулы не огрубеют и не отвердеют от постоянного напряжения, а тела не будут поражены болезнями, обрекающими их на безвременную смерть. Каков же результат такой несоразмерной и беспрестанной работы? По вечерам они возвращаются к своим семьям, полунагим, изнуренным голодом и живущим в жалких убежищах, предоставленные на волю немилосердных стихий. Эти люди лишены малейших знаний, за теми редкими исключениями, когда им помогает показная благотворительность. Но тогда первые же полученные ими уроки приводят их к бесчестному раболепству. И все это в то время, когда их богатые соседи…, но о них мы уже говорили.

А как быстро и великолепно шло бы развитие умственных способностей людей, если бы все они имели доступ в мир познания. Сейчас девяносто девять человек из ста имеют не больше возможности систематически упражнять свои склонности к мышлению и удовлетворять свою любознательность, чем животные. Каково могло бы быть состояние общественной мысли у народа, если бы все люди были наделены знаниями, если бы все освободились от оков предрассудков и слепой веры, приняли бы с безбоязненным доверием внушения истины и сон душ был бы прерван навсегда! Можно предположить, что различие в силе рассудка до известной степени сохранилось бы навсегда, но правильно было бы думать, что в эту эру гений человечества превзойдет все достижения мысли, известные до сих пор. Талант не будет подавляться искусственными потребностями и скаредным покровительством. Люди будут проявлять свои дарования, освобожденные от ощущения пренебрежительного отношения к себе и терзающего их чувства гнета. Они будут свободны от тех страхов, которые постоянно направляют мысль на личные выгоды, и потому сумеют вольно развиваться в чувствах великодушных и в сознании общественного блага.

От вопросов умственного развития обратимся к проблеме нравственного совершенствования. Тут также очевидно, что все поводы к преступлениям будут пресечены навсегда. Все люди ценят справедливость. Они понимают, что они существа одной общей природы, и сознают правильность такого обращения друг с другом, которое основывалось бы на одной общей мерке. Каждый человек стремится помогать другим, как бы ни объяснять это; мы можем приписать это свойство инстинкту, присущему человеческой природе, благодаря которому оно становится источником личного удовлетворения, или считать, что такое поведение вытекает из понимания разумности взаимного содействия. Во всяком случае, оно настолько неизбежно входит в состав человеческого сознания, что ни один человек не совершает ни одного, самого преступного действия, не измыслив прежде какого–нибудь ложного умозаключения, какого–нибудь оправдания, которое должно доказать ему самому, что он поступает правильно [17]. Отсюда вытекает, что преступление, нарушение одним человеком безопасности другого, чуждо человеческому сознанию и что ничто не могло бы побудить его к этому, кроме давления острой необходимости. Если остановиться на существующем сейчас устройстве человеческого общества, то очевидно, что первым совершил правонарушение тот, кто создал для себя преимущественное положение, то есть воспользовался слабостью своих соседей для обеспечения за собой некоторых исключительных привилегий. Понятно, что, с другой стороны, человеку, который решился положить конец этому положению и настоятельно потребовал себе то, что было излишним для владельца, но крайне нужно ему самому, казалось, что он лишь восстанавливает нарушенные законы справедливости. Надо признать, что если бы не приведенное правдоподобное объяснение, то нельзя было бы поверить в существование на свете таких явлений, как преступления.

Обильный источник преступлений заключается в том обстоятельстве, что один человек с излишком обладает тем, чего другой лишен. Надо переделать самую природу человеческого сознания для того, чтобы помешать этому обстоятельству могущественно влиять на человека, когда он начинает ясно понимать существо положения. Человек должен быть лишен чувств, удовлетворенные вожделения и тщеславие должны перестать доставлять ему удовольствие для того, чтобы он мог спокойно лицезреть исключительные права других на такие удовольствия. Он должен быть лишен чувства справедливости, чтобы целиком и полностью оправдывать совместное существование бок о бок излишеств и нужды.

Конечно, правильный метод исправления неравенства должен быть дан разумом, а не сводиться к насилию. Но существующий порядок непосредственно ведет к тому, что люди убеждаются в бессилии рассудка. Несправедливость, вызывающая их нарекания, сохраняется при помощи насилия, и они чересчур легко склоняются к мысли исправить ее с помощью силы же. Они стремятся только к частичному устранению несправедливости, которая, как их учат, необходима, в то время как более мощные силы разума признают ее деспотической вообще.

Насилие было порождено исключительными привилегиями. Оно могло случайно появиться среди дикарей, чьи аппетиты превосходили их припасы или чьи страсти разгорались при виде предмета их вожделений, но постепенно такое насилие должно было прекратиться по мере развития разума и цивилизации. Однако накопленная собственность установила свое владычество, и с этого времени началась открытая борьба между силой и хитростью одной стороны и силой и хитростью — Другой. В этом случае ожесточенная и необдуманная борьба нуждающихся представляет несомненное зло. Они стремятся нанести удар тому самому делу, в успехе которого они глубочайшим образом заинтересованы; они задерживают торжество правды. Но по–настоящему преступны злобные и пристрастные склонности людей, думающих только о себе и пренебрегающих интересами других; к таким людям относятся богатые.