Ральф Паркер - Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина

Американцы были очень довольны прислужничеством Кларка Керра — настолько довольны, что группа влиятельных американских журналистов, находившихся в Москве, начала агитацию за то, чтобы он был назначен британским послом в Вашингтоне.

В конце концов сэр Арчибальд дождался осуществления своей мечты: он был назначен британским послом в США после войны, когда лейбористскому правительству понадобился подходящий человек, для того чтобы представлять в США Великобританию, отказавшуюся от своей независимости.

В 1946 году в Москву на место сэра Арчибальда Кларка Керра был назначен сэр Морис Петерсон, дипломат старой школы, карьера которого, как говорили, близилась к концу. Если английские журналисты могли, и вполне резонно, жаловаться на то, что Кларк Керр беседует только с их американскими коллегами, то про его преемника справедливо было бы сказать, что он совсем ни с кем не беседовал. Он был по крайней мере «беспристрастен» и решительно ни с кем не делился своей государственной мудростью.

Дипломатическим кругам трехлетнее пребывание Петерсона на московском посту памятно, главным образом, по знаменитой «чашке чая» на Софийской набережной. Вот что произошло за этой «чашкой чая».

Как-то раз зимним вечером прохожие могли наблюдать, как одна машина за другой подкатывали по Софийской набережной к британскому посольству и въезжали во двор. Главы всех дипломатических миссий в Москве подымались по лестнице, проходили через темный холл в большую с позолоченными стенами приемную чрезвычайного посла его величества короля Англии.

Однако это не был обычный прием за чашкой чая. Дело в том, что в это время в Советском Союзе была объявлена денежная реформа. С момента проведения денежной реформы дипломатический корпус горел негодованием. Возврат к открытой торговле означал, что дипломаты лишаются привилегии покупать в «закрытом» магазине. Теперь они были вынуждены — подумать страшно! — сталкиваться с «местными жителями». В смелом мероприятии советского правительства, направленном на улучшение условий жизни 200 миллионов населения, они не усматривали ничего, кроме неудобств для себя.

На приеме, устроенном британским послом фактически в связи с денежной реформой, британские, французские и американские дипломаты сделали попытку убедить старшину дипломатического корпуса китайского посла Фу Бин-чана созвать собрание, чтобы обсудить возможность совместного протеста министру иностранных дел Советского Союза.

Фу Бин-чан хмыкнул. Затем он откашлялся. Затем он улыбнулся: «Будет ли удобно некоторым посольствам — я не говорю каким именно, заметьте это — выступать с подобным протестом? Разве некоторые посольства — я опять не говорю какие именно, очень прошу отметить это — не нарушили данные ими обязательства не вводить в обращение обесцененных денег?» (Речь идет о незаконном ввозе в СССР иностранными дипломатами фальшивых, а также выпущенных немцами купюр по образцу советских денег. — Авт.)

Однако эта дипломатическая речь Фу Бин-чана не удовлетворила посланцев западных держав, и по предложению французского и американского поверенных в делах британский посол тут же созвал собрание.

Дипломаты уселись в круг. Можно было подумать, что они собираются играть в жмурки или какую-нибудь другую невинную детскую игру. Это впечатление усилилось, когда в самой середине круга преспокойно расположился старый пес Бриндл, закадычный друг сэра Мориса Петерсона. Пес внимательно оглядел собравшихся дипломатов, улегся и заснул.

После того как хозяин прочитал проект заявления, составленного в выражениях, с которыми приличнее было бы обратиться к вождю маленького племени в колониальной стране, чем к правительству великой державы, воцарилось молчание. Казалось, тут незримо присутствует дух Пальмерстона и вот-вот британская канонерка подымется по Москве-реке и бросит якорь между британским посольством и Большим Кремлевским дворцом.

— Молоко, молоко! — нарушая молчание, вскричал осанистый турецкий посол Фаик Акдур. — Уже три дня мои малютки не имеют молока! Вы должны сказать об этом в протесте.

Наконец кто-то решился напомнить одну неприятную подробность: о спекуляциях иностранных дипломатов рублем и… чаепитие на Софийской набережной закончилось в атмосфере непривычной здесь неловкости. Проект протеста даже не был поставлен на голосование.

Попытка английского посла организовать вмешательство иностранных держав в советские внутренние дела окончилась провалом, и сэр Морис Петерсон снова «ушел в себя». Только к концу пребывания в Москве этот флегматичный посол проявил некоторые признаки оживления. По примеру американского правительства, которое ограничило число виз делегатам на Конгресс в защиту мира в Нью-Йорке, сэр Морис Петерсон начал бомбардировать Форейн Офис телеграммами с требованием не давать виз гражданам Советского Союза, которых приглашали в Англию прогрессивные общественные организации.

Но пусть читатель не думает, что флегматичность английского посла означала бездеятельность посольства. Как я уже говорил, у английского посольства есть два лица: на одно из них смотрит публика, а другое само смотрит на публику. В основном вся повседневная работа лежит на советниках посольства, которые должны совместно со своими коллегами-дипломатами проводить в жизнь политику Форейн Офис и постоянно держать Форейн Офис в курсе всех дел в Советском Союзе на основании имеющейся у них информации, доставляемой агентами и так называемыми экспертами. Поэтому я хочу остановиться на деятельности человека, игравшего в английском посольстве роль аккумулятора всех антисоветских настроений и клеветнических измышлений.

Я говорю о помощнике английского верховного комиссара в Индии Фрэнке Робертсе.

С 1944 по 1947 год Роберте был английским посланником в Москве и одним из самых влиятельных людей в иностранных дипломатических кругах советской столицы.

Фрэнк Роберте, подвижный и чем-то смахивающий на птицу человек, всегда элегантный, чрезвычайно работоспособный и жадно подхватывающий всякие слухи, прибыл в Москву с репутацией «восходящей звезды» в английском министерстве иностранных дел. В годы войны, когда Англия выступала в роли комиссионера Америки, пытавшейся превратить Азорские острова в свою атлантическую базу, Роберте был послан в Лиссабон, где он ловко умиротворил воинственного и подозрительного Салазара в такой момент, когда нетерпение, проявляемое военными кругами Америки, явно грозило сорвать переговоры. И Лондон и Вашингтон остались весьма довольны тем, как Роберте выполнил эту лиссабонскую миссию.