Дж. Лэнггут - Скрытый террор

В августе 1969 года Мурило и его товарищей перевели из городской тюрьмы в Белу в «Вилу-Милитар» — тюрьму для политических заключенных. Она находилась в Реаленго (пригороде Рио) и подчинялась особому отделу военной полиции.

8 октября Мурило и 9 других узников тюрьмы вывели из камер и приказали ждать в тюремном дворе. Семеро из девяти были политическими заключенными из Белу. Среди них находился и Ирани Кампос, имевший подпольную кличку Коста и также принадлежавший к группе КОЛИНА. Двое «неполитических» были солдатами бразильской армии, которых судил военно-полевой суд. Один украл пистолет, а что сделал другой, Мурило не знал.

Когда заключенного выводят из камеры, он всегда ждет неприятностей. В тот день, однако, настроение у собравшихся во дворе тюремщиков было приподнятым, и Мурило быстро успокоился: пытать сегодня не будут.

Но вскоре мимо них прошел солдат с толстым шестом (таким обычно пользуются, когда делают «насест для попугая»). Другой солдат пронес какой-то небольшой металлический ящик. Мурило сразу понял, что это генератор, который используется для пыток электрическим током. Аппарат этот лучше полевого телефона, поскольку позволяет устанавливать желаемое напряжение с большей точностью.

Но и это не смутило Мурило: уж больно безобидно и буднично все вокруг вели себя. Затем он услышал, как какой-то капрал спросил:

— Это и есть «звезды» сегодняшнего представления?

— Видимо, да, — ответил другой солдат и хихикнул.

Только теперь Мурило насторожился. Видимо, все же готовилось что-то недоброе.

Заключенных построили в одну шеренгу и подвели к приземистому зданию, велев ждать у закрытой двери. Изнутри доносились обрывки разговоров и смех. Там, видимо, собралось много людей, которые чего-то ждали. Заключенные притихли и тоже стало терпеливо ждать. Рядом с каждым стоял охранник.

Мурило слышал, как какой-то человек (видимо, офицер) отдавал команды. Голос показался ему знакомым. Да ведь это лейтенант Айлтон! Этот офицер произвел на Мурило большое впечатление еще в тюрьме «Вила-Милитар», где его продержали несколько недель. Наблюдая, как избивают и пытают заключенных, Айлтон сохранял такое спокойствие и выдержку, что ему мог бы позавидовать любой. Готовясь к очередной пытке, он делал все размеренно и даже (как это ни странно) с какой-то безмятежностью. Точно так же Айлтон вел себя и теперь. С полной уверенностью в своей правоте он спокойно объяснял что-то собравшимся в зале, и казалось, этого человека просто нельзя было ненавидеть.

Мурило удалось разобрать лишь немногое из того, что говорил Айлтон. «Ведите себя с ними так, словно они наши друзья. Пусть им кажется, что мы на их стороне». За этим, насколько мог судить Мурило, последовало пространное объяснение методов ведения допроса. Голос Аплтона доносился то громче, то тише, и Мурило не смог разобрать всех подробностей. Затем лейтенант громко сказал: «А теперь мы хотим показать вам тех, кто занимается подпольной деятельностью у нас в стране».

За дверью началась какая-то возня, и затем всех шестерых заключенных по одному ввели в помещение. К каждому был приставлен собственный охранник — рядовой или капрал. Комната походила на офицерскую столовую. За каждым столом сидело по шесть человек. Всего, прикинул Мурило, там было человек 80. Все были в военной форме: одни — сухопутных войск, другие — ВВС. Все, казалось, были молоды: лейтенанты и сержанты.

В глубине зала была сцена, и от этого помещение смахивало на кабаре. Впечатление это еще более усиливалось оттого, что там был установлен микрофон, которым лейтенант Айлтон весьма умело пользовался. Одна сторона сцены была пуста, и там находился экран. На другой стороне выстроились заключенные. Айлтон называл имя заключенного и указывал на него, чтобы аудитория видела, о ком идет речь. Затем он брал досье и громко зачитывал все сведения, собранные секретной службой об этом заключенном: его биографию, при каких обстоятельствах был задержан, а также в чем обвиняется.

Одновременно на экране появлялись слайды, демонстрировавшие различные пытки. Это были рисунки с изображением людей, привязанных к «насесту для попугая» или опутанных проводами для пыток электрическим током. Когда Айлтон закончил, охранники повернулись к шестерым заключенным на сцене и приказали им раздеться. Заключенные остались в одних трусах. Затем охранники по очереди стали заставлять заключенных для наглядности принимать ту или иную позу.

Один из охранников связал Педро Паулу Бретасе руки и вставил между пальцев небольшие металлические треугольники с высотой 20 см и основанием 5 см. Затем он сильно сдавил ему пальцы и крутанул руки. Эту пытку Мурило видел впервые. Когда охранник крутил руки в одном направлении, Бретас вскрикивал и падал на колени. Когда же он крутил их в другом направлении, Бретас от боли подпрыгивал вверх.

Мурило заставили встать босыми ногами на две половинки открытой консервной банки. Острые кромки вонзились ему в подошву, и боль стала подниматься по ногам все выше и выше.

Другой охраппик прикрепил к мизинцам заключенного по имени Маурисио электрические провода, а затем подсоединил их к генератору (это его проносили тогда через тюремный двор).

Одного заключенного привязали к «насесту для попугаям». Другого стали бить деревянной лопаточкой с отверстиями. Демонстрируя, как это делается, охранник безжалостно бил его по ягодицам, ступням и ладоням. Айлтон в это время говорил в микрофон: «Этой лопаточкой можно бить долго и очень сильно».

Нило Сержио заставили стоять на одной ноге с вытянутыми в сторону руками (в позе распятого Христа). В руки ему положили что-то тяжелое (Мурило не видел, что именно).

Пока Айлтон не переходил к следующей пытке, на заключенном демонстрировался описываемый в данный момент прием. Лейтенант говорил слушателям, что пытки можно применять как в отдельности, так и в сочетании друг с другом. «Насест для попугая», например, дает еще лучшие результаты, если он сочетается с пыткой электрическим током или ударами деревянной лопаточкой.

Самой любимой пыткой Айлтона был, видимо, «насест для попугая», и он с удовольствием объяснял слушателям ее преимущества. «Она начинает действовать, — говорил он, — когда заключенный уже не может держать шею прямо. Если шея у него начинает запрокидываться, значит ему уже больно».

Не успел Айлтоя сказать это, как заключенный, привязанный к «насесту для попугая», запрокинул голову назад. Айлтон рассмеялся и подошел к нему поближе. «Нет, так не пойдет, — сказал он. — Он просто притворяется. Смотрите!» Айлтон схватил заключенного за голову и энергично потряс ее. «Шея у него еще крепкая. Он лишь прикидывается. Он еще не устал и пока не готов говорить».