Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль) - Газета Своими Именами №18 от 03.05.2011

Незадолго до назначенного дня наступления командующий фронтом генерал армии К.А. Мерецков получил письмо:

«Уважаемый Кирилл Афанасьевич!

Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, - великое дело. Я хотел бы, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменялось на мелкие стычки, а вылилось бы в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый общий удар по врагу, опрокидывающий все расчёты немецких захватчиков.

Жму руку и желаю Вам успехов.

И. Сталин 28.12.41».

Письмо было написано от руки и без всякого указания должности - просто как личная просьба и совет. Похоже на то, как Сталин писал защитникам Севастополя: «Прошу вас, продержитесь ещё 48 часов...» Не приказ Главковерха, а просто просьба страдающего за родину человека...

Вторая ударная, ранее это была 26-я армия, была на острие наступления. Потому так и названа, над чем потешается высоколобый гаврик: «Так назвали для звучности. Никакого практического смысла в переименовании не было». Ты лучше рассказал бы нам, какой смысл в переименовании милиции в полицию, а обыкновенных олухов – в министры. Тут ведь и звучности нет...

Ударная прорвала и первую, и вторую линии обороны немцев, углубилась в захваченную врагом территорию почти на 75 километров, оставалось всего 15 до Любани, но дальше, увы, дело не пошло. А наступление с севера и вовсе не удалось. К тому ещё тяжело заболел командарм Н.К. Клыков, его вывезли в тыл. Вторая ударная оказалась в глубоком мешке, а потом уже, под командованием Власова, и в полном окружении, из которого в мае-июне удалось вырваться лишь части измождённых сил.

Причин неудачи несколько. Первая, может быть, – спешка. Но ведь она так понятна! Надо было спасать Ленинград, который уже начал задыхаться в блокаде и вымирать от голода.

Да, это была трагическая неудача, каких в начале войны у нас было немало. А с конца 1942 года ещё больше неудач, ещё более трагических было у немцев, что и привело к известному финалу. Но наши победы не интересуют всех этих пивоваровых да живоглотовых, они парализуют их, лишают речи. А ведь Вторая ударная прошла большой боевой путь и завершила его в составе Второго Белорусского фронта участием в победной Берлинской операции. Фи! Кому это интересно, что на этом можно заработать?

Полезно было бы рассказать и о судьбе 18 армии генерал-полковника фон Линдемана, которая вела блокаду Ленинграда и противостояла Второй ударной, хотя бы кратко сообщить, что в январе 1943 года, потеряв 2/3 личного состава, она было разгромлена. А в 1944 году сам Линдеман был назначен командовать войсками в Дании, где 8 мая 1945 года благополучно сдался союзникам.

И вторая половина заглавия - «Преданная армия» - убедительно свидетельствует, что творец как два года назад явился холуем режима, так и остался, даже много в этом преуспел. Да кто же предал Вторую ударную? Ну что за вопрос! Разумеется, Верховное Главнокомандование, Ставка, сам Верховный. А зачем? Ведь предательство всегда имеет цель. Какая цель могла быть тут? Только одна – помочь фашистским оккупантам разбить Красную Армию и захватить страну. Сталин именно этого и хотел? Да почему же тогда, как правители Польши на седьмой день войны, не бежал из столицы, не объявил её, как французы через месяц боёв, открытым городом, не сдал Ленинград, почему не приветствовал вторжение Гитлера, как норвежский премьер Квислинг или русские церковные иерархи за рубежом, генерал Краснов и философ Ильин? Наконец, зачем разгромил бедных захватчиков, взял Берлин и продиктовал фрицам безоговорочную капитуляцию? Голова-два-уха молчит...

Может, этот диктор просто не соображает, что такое предательство? Но ведь за эти годы на его глазах столько их прошло в образе хотя бы Горбачёва, Нобелевского лауреата и кавалера ордена Андрея Первозванного, разжиревшего, но сыто дожившего до восьмидесяти лет, или Ельцина, от перепоя не дожившего, или непьющего Путина!.. Уж не будем тормошить мертвецов, но вот живой и непьющий в 2001 году едет в Киргизию и уговаривает лысого бровеносца Акаева, которого Ельцин так любил щёлкать по сияющему лбу, согласиться на американскую военную базу на своей земле. Тот под напором Большого брата соглашается. База создаётся сроком на два года. Но прошло уже десять лет. Бровеносца за бездарность и шкурничество киргизы вышибли из страны, Путин приютил его в Москве, дал кусок колбасы, а американцы и не думают уходить. Вот предательство-то настоящее - и России, и Киргизии. А за эти десять лет американцы создали ещё несколько баз вокруг нашей родины. Что в ответ делает кремлёвский живчик? Ликвидирует наши базы на Кубе и во Вьетнаме, не им созданные и позволявшие нам контролировать оба полушария. Это новое доподлинное предательство. Квакнуть об этом ни тот, ни этот Пивоваров, конечно, никогда не посмеют: у них детки, им пищу приносить надо.

Не может сообразить он и того, что ведь сам же себя опровергает, объявляя Власова «любимцем», даже «любимчиком» Сталина, состоявшем у него «на особом счету». К тому же «его назвали спасителем Москвы». Кто? С какой горушки? И как можно предавать любимчика, спасителя! Разве твой начальник Кулистиков предаст тебя, своего любимчика? Уж сколько лет во всей своей серости красуешься на экране, распространяя на всю страну зловоние, а он и не думает тебя выгнать.

Власов объявлен любимчиком Сталина, конечно, для того, чтобы внушить: вот, мол, каких он любил. Но где хоть одно доказательство? Может, Власов стремительно повышался в званиях? Ничего подобного. Только под сорок лет получил первое генеральское звание, на пятом десятке после разгрома немцев под Москвой, где он командовал армией, - второе. Тогда многих повысили. И наград у него уж совсем не густо: орден Ленина, полученный ещё до войны, видимо, за работу советником в Китае или просто за выслугу лет, орден Красного Знамени за бои под Москвой, как все командующие армиями и даже фронтами, да медаль «ХХ лет РККА» - и всё. Со Сталиным он виделся, беседовал только один раз – при назначении командующим 20 армией. В этом назначении, как и в беседе с Верховным, тоже невозможно разглядеть ничего «любовного»: до этого Власов командовал корпусом, и вот новая служебная ступенька. Словом, обычное дело, официальная деловая встреча. За время войны таких назначений и встреч у Сталина было множество.

В 1997 году Виктор Александрович Кузнецов, бывший ответственный секретарь газеты Второй ударной армии «Отвага», прислал мне из Уфы свою «Книгу памяти». Там в дневниковой записи за 20 апреля 1942 года он рассказывает о совещании в политотделе армии, на котором вступил только что прибывший новый командующий Власов. Перед началом контрнаступления под Москвой он после контузии под Киевом лежал в госпитале. Вдруг, по его словам, позвонил Сталин и спросил о его здоровье. Это опять-таки было не изъявлением нежностей к человеку, которого Сталин никогда не видел, а кадровым интересом Верховного Главнокомандующего: можно ли его поставить командармом? «Конечно, - воскликнул Власов, - на другой же день я был здоров!» Вот как подействовал на него один звонок Сталина. И дальше он говорил о Сталине с восторгом: «Удивляла его осведомленность. Он всё хорошо знал. Дислокация не только армий, но и дивизий ему хорошо известна. Знает на память множество имён командиров» и т.д. Было сказано ещё немало прекрасных слов: «Командир должен быть отцом родным для бойцов... Человека любить надо... Мы должны помочь ленинградцам» и т.п. А в конце опять о Сталине: «Надо учиться у товарища Сталина спокойствию и выдержке даже в самые тяжёлые времена». Так что есть все основания сказать: не Власов был любимцем Сталина, а Сталин – любимцем Власова, но – только до того, как настали для генерала лично эти самые «тяжелые времена». Тут его покинуло спокойствие, и он вскоре, когда его разыскали немцы, перешёл на немецкий язык: «Nicht schissen! Ich bin Vlasoff!»