Жан Грав - Умирающее общество и Анархія

Но что, в самом дѣлѣ, удивительно и возмутительно, так это то, что находятся еще рабочіе, которые одобряют подобныя преступленія и без всяких угрызеній совѣсти содѣйствуют им, совершенно не понимая, какая явная несправедливость заключается в том, чтобы истреблять цѣлое населеніе в его собственной странѣ ради подчиненія его чуждому ему строю жизни. Мы заранѣе знаем все то, что нам отвѣтят, что отвѣчают обыкновенно, если кто-нибудь начнет возмущаться каким-нибудь особенно бьющим в глаза фактом: «Они возмутились, стали убивать наших – не можем же мы этого стерпѣть. ... Это – дикари, их нужно цивилизовать.... Этого требуют интересы торговли... Может быть, мы и дѣйствительно напрасно затѣяли это дѣло, но колоніи теперь уже стоили нам так много и людей и денег, что мы не можем отказаться от них, и т. д., и т. д.»

«Они возмутились, стали убивать наших» – ну так что же? Зачѣм было идти к ним? Почему не оставили их в покоѣ? Развѣ они нас просили о чем-нибудь? Им хотят навязать законы, которые им не нравятся – они возмущаются и отлично дѣлают, а если при этом в борьбѣ погибают люди, то что же дѣлать? им не слѣдовало содѣйствовать подобным предпріятіям.

«Это – дикари, их нужно цивилизовать»; но просмотрите исторію всѣх завоеваній и скажите, кто оказывался всегда большим дикарем: тот-ли, кого так называют, или «цивилизованный» человѣк? Кого слѣдовало бы больше цивилизовать: завоевателей, или безобидных туземцев, которые, по большей части, встрѣчали новых пришельцев с распростертыми объятіями и которых, в награду за это, мучили и истребляли? Просмотрите исторію завоеванія Америки испанцами, Индіи – англичанами, Африки, Кохинхины и Тонкина – французами, и вы увидите, стоит ли прославлять такую цивилизацію. А в исторіи разсказываются только крупные факты, оставившіе в ней слѣды по своей важности; что же было бы, если бы перед вами нарисовали картину всѣх мелочей, проходящих незамѣтными, всѣх гнусных подробностей, которыя, вообще, тонут в массѣ болѣе важных событій? Вы тогда, навѣрное, отвернулись бы с отвращеніем.

Мнѣ пришлось нѣкоторое время прослужить в морской пѣхотѣ и я много раз слышал различные разсказы, из которых ясно видно, что, являясь в завоеванную страну, солдат считает себя полным хозяином ея. Мѣстное населеніе для него не болѣе, как вьючный скот, которым он может управлять, как хочет, у котораго может отнимать все, что ему вздумается; горе тому туземцу, который попробует сопротивляться: он быстро узнает, что здѣсь нѣт другого закона, кромѣ грубой силы; учрежденія, которыя служат для защиты собственности в Европѣ, не дѣйствуют под иным градусом широты. Солдата поощряют в этом и офицеры, сами подающіе ему примѣр, и администрація, дѣлающая из него надсмотрщика за туземцами, которых она заставляет работать. Вам разсказывают о самых возмутительных поступках, как о совершенно естественных, и если вы скажете – по поводу, напримѣр, того, что туземцы возстали и начали убивать своих притѣснителей – что они вполнѣ правы, то вас встрѣтят возгласами удивленія: «Как! вѣдь мы – хозяева в странѣ, должны же они нам повиноваться! Вѣдь если их оставить так, они всѣ взбунтуются и прогонят нас, и послѣ всѣх принесенных жертв – и людей, и денег – Франція потеряет страну и останется без колоній!»

Вот до чего доводит умы рабочих дѣйствіе отупляющей военной дисциплины: они сами терпят от той же несправедливости, от того же гнета, который с их помощью ложится на других, и тѣм не менѣе не понимают всей возмутительности своей роли; они становятся безсознательными орудіями угнетенія, и не только не отдают себѣ отчета в низости и глупости своего положенія, но даже гордятся им.

Что же касается интересов торговли, то здѣсь именно корень всего остального: господа капиталисты не знают, куда сбыть свои товары, и не могут придумать, ничего лучшаго, как только объявить войну каким-нибудь несчастным народам, не могущим защищаться, и навязать им затѣм свои продукты. Правда, легко было бы сговориться с ними и устроить мѣновую торговлю; для этого даже не требуется особенно хорошо знать цѣнность предметов: эти народы цѣнят, главным образом, то, что кажется им красивым, так что их не трудно обмануть и получить большіе барыши. Развѣ не так именно и поступали европейцы, прежде чѣм им удалось проникнуть вглубь африканскаго материка, в то время, когда они устанавливали сношенія с племенами, жившими дальше вглубь страны, через посредство прибережных племен? Уже тогда из Африки получались всѣ тѣ продукты, которые она дает теперь.

Все это, конечно, возможно и все это так и было, но дѣло в том, что для этого нужно время, нужно терпѣніе, а кромѣ того при такой системѣ нельзя вести торговлю в особенно крупных размѣрах и приходится считаться с конкурренціей. «Торговля требует поддержки!» говорят нам, и мы знаем, что это значит: тотчас же посылают два или три броненосца, дюжину канонерских лодок, корпус солдат, и – преклоняйтесь господа! – цивилизація начинает дѣлать свое дѣло. Мы находим крѣпкое и здоровое населеніе, а через сорок-пятьдесят лѣт оно является в видѣ истощеннаго, забитаго, несчастнаго, наполовину истребленнаго, развращеннаго человѣческаго стада, которому остается лишь очень недолго просуществовать на землѣ; цивилизаторская миссія может тогда считаться исполненной.

Если кто-нибудь усумнится в справедливости сказаннаго, пусть возьмет любое описаніе стран, покоренных европейцами: он увидит, что повсюду мѣстное населеніе убывает и исчезает, повсюду алкоголизм, сифилис и другія европейскія изобрѣтенія быстро косят туземцев, а остающихся в живых ослабляют и истощают. Да и может ли быть иначе? При тѣх средствах, к которым прибѣгают европейцы, конечно, нѣт. Эти племена жили совершенно иной жизнью, чѣм мы, с иными наклонностями, с иными потребностями; вмѣсто того, чтобы изучить эти наклонности и потребности, вмѣсто того, чтобы пріобщать их к нашей цивилизаціи незамѣтно и постепенно, предоставляя им брать из нея только то, что они могут усвоить, их хотѣли подчинить вдруг, сломить сразу, – и они не только оказались неспособными к этому, но самый опыт оказался для них гибельным. А как прекрасна могла бы быть роль так называемаго цивилизованнаго человѣка, если бы только он сумѣл ее понять и если бы его собственную жизнь не разъѣдали язвы правительственной власти и торгашества – язвы, от которых он должен избавиться сам, прежде чѣм начать цивилизовать других.

Отсталыя племена могли бы воспринимать цивилизацію мирным путем, могли бы даже внести в нее новые оживляющіе элементы. Нам может быть возразят, что дикари лживы и жестоки, но стоит только прочитать разсказы тѣх дѣйствительно смѣлых людей, которые отправились, ради одной только любви к наукѣ и жажды знанія, в среду совершенно неизвѣстных им племен – и мы увидим, правда ли это. Эти люди сумѣли пріобрѣсти в них друзей, могли путешествовать среди них совершенно безопасно; лживость и жестокость явились уже под вліяніем тѣх якобы-путешественников, которые в дѣйствительности ищут только выгодных торговых или политических операцій; именно они вызвали вражду к бѣлым со стороны туземцев, потому что постоянно обманывали их в торговлѣ, не исполняли своих обѣщаній, а иногда и просто истребляли их, если только это можно было сдѣлать безнаказанно.