Жан Грав - Умирающее общество и Анархія

Неужели можно было бы силой поддержать уваженіе к собственности, если бы в умѣ людей не существовало вмѣстѣ с тѣм понятія о ней как о чем-то законном, пріобрѣтенном личным трудом? Развѣ когда-нибудь самыя суровыя наказанія мѣшали нарушать ее тѣм, кто, не заботясь, законна она или незаконна, хотѣл жить на чужой счет? Если бы у людей в самом дѣлѣ была та наклонность ко злу, которую им приписывают, то можно себѣ представить, что произошло бы, когда, разобравшись в своем бѣдственном положеніи, они увидали бы, что его причина лежит в частной собственности: общество перестало бы существовать, а вмѣсто него воцарилась бы «борьба за существованіе» в самом жестоком смыслѣ слова; это было бы настоящее возвращеніе к варварству. Именно его стремленіе к «добру» было причиной того, что человѣк всегда позволял себя угнетать, порабощать, обманывать и эксплуатировать и что до сих пор он избѣгает пользоваться, хотя бы для своего окончательнаго освобожденія насильственными средствами.

В сущности, когда нам говорят, что человѣк дурен сам по себѣ, и что ни на какое измѣненіе в этом отношеніи разсчитывать нечего, это сводится к слѣдующему разсужденію: «Человѣк дурен, общество плохо устроено; к чему же терять время на достиженіе для человѣчества такого совершенства, которое для него невозможно? Постараемся лучше, по возможности, проложить дорогу себѣ самим. И если даже наши удовольствія будут куплены цѣною слез и крови тѣх жертв, которыми мы усѣем наш путь, то не всё ли равно? Нужно топтать других, если не хочешь быть самому растоптанным, а затѣм пусть тот, кто падает, устраивается как хочет!»

Привиллегированные классы сумѣли установить свое господство, усыпить рабочих и превратить их в своих защитников, сначала обѣщая им лучшую жизнь – в другом мірѣ, – затѣм, когда вѣра в Бога исчезла, проповѣдуя мораль, патріотизм, общественную пользу и т. под., наконец, в настоящее время, внушая им надежду на то, что всеобщее избирательное право даст им всевозможныя реформы и улучшенія, в дѣйствительности не осуществимыя (потому что нельзя уничтожить зло современнаго общества до тѣх пор пока не разрушена самая причина этого зла, пока не преобразовано само общество); но пусть только эти эксплуататоры бѣдняков попробуют провозгласить чистое право сильнаго, и они увидят, долго-ли продолжится их господство: на силу им отвѣтят силой!

В тѣ времена, когда человѣк впервые начал группироваться с другими себѣ подобными, он был, вѣроятно, скорѣе еще животным, чѣм человѣком и представленія о нравственности и справедливости у него не существовало. Ему приходилось бороться с другими животными, бороться со всей окружающей природой; первыя человѣческія общества были, поэтому, вызваны по всей вѣроятности не чувством солидарности, а необходимостью соединить отдѣльныя силы. Эти общества, несомѣннно были вначалѣ лишь временными и имѣли в виду лишь ловлю добычи, устраненіе различных препятствій, а позднѣе – отраженіе или уничтоженіе нападающаго врага. Только по мѣрѣ того, как общества функціонировали, люди начали понимать всю их важность; общества стали тогда переживать первоначально намѣченную цѣль и понемногу сдѣлались постоянными.

Но в то же время эта жизнь, полная непрерывной борьбы должна была неизбѣжно развить в личностях кровожадные и деспотическіе инстинкты: слабым приходилось подчиняться гнету сильных, а иногда и служить им в пищу. Лишь гораздо позднѣе, вѣроятно, наступило время, когда наравнѣ с силою начала господствовать хитрость.

Нужно сознаться, что когда мы изучаем человѣка в эту раннюю пору его существованія, он представляется нам довольно несимпатичным животным; но раз он мог развиться до своего теперешняго состоянія, раз он мог усвоить себѣ понятія и идеи, которыя отсутствовали у него раньше, то почему бы ему остановиться на этой точкѣ и не пойти дальше? Отрицать возможность дальнѣйшаго прогресса было бы также нелѣпо, как если бы, в то время когда человѣк жил в пещерах и не имѣл ничего другого для своей защиты кромѣ каменнаго оружія или палки, кто-нибудь сказал, что он никогда не будет способен строить блестящіе города и пользоваться паром и электричеством. Почему человѣку, сумевшему приспособить к своим нуждам подбор домашних животных, не сумѣть направить свой собственный подбор по пути добра и красоты, о которых он уже начинает составлять себѣ понятіе?

Человѣк мало по малу развивался и продолжает развиваться каждый день. Его понятія подвергаются постоянным измѣненіям. Физическая сила, если и служит до сих пор авторитетом, то во всяком случаѣ уже не является предметом прежняго поклоненія. Развились представленія о нравственности, справедливости, солидарности; теперь они уже пріобрѣли такую силу, что привиллегированные классы должны, для поддержанія своих привиллегій, внушать людям, что их эксплуатируют и угнетают для их же пользы.

Но этот обман не может длиться долго. Люди уже начинают чувствовать, что им тѣсно в нашем плохо устроенном обществѣ; стремленія, зародившіяся цѣлые вѣка тому назад, но до сих пор бывшіе лишь неполными и единичными, начинают принимать опредѣленную форму и находить себѣ сочувствіе даже в рядах тѣх, кого можно включить в число привиллегированных личностей нашей современной общественной организаціи. Нѣт ни одного человѣка, который бы хоть раз в жизни не почувствовал себя возмущенным против современнаго общества, находящагося под властью умершаго прошлаго, – общества, которое точно задалось цѣлью оскорблять нас во всѣх наших чувствах, поступках и стремленіях, и от котораго человѣк тѣм больше страдает, чѣм больше он развивается. Идеи свободы и справедливости получают болѣе опредѣленное выраженіе, люди, провозглашающіе их, еще пока составляют меньшинство, но меньшинство уже настолько сильное, что правящіе классы начинают безпокоиться и бояться.

Итак, мы видим, что, подобно всѣм другим животным, человѣк есть ничто иное как продукт процесса развитія, обусловленнаго средою, окружающей его, и условіями существованія, которым он должен подчиняться или с которыми должен бороться. Но в отличіе от других животных – или, по крайней мѣрѣ, в большей степени, чѣм они – он выучился понимать свое происхожденіе и имѣть извѣстныя стремленія по отношенію к будущему; от него самого зависит поэтому устранить то зло, которое ошибочно считают связанным с самим его существованіем. А раз он создаст себѣ иныя условія жизни, то он измѣнится и сам.

Помимо этого, вопрос можно формулировать слѣдующим образом: имѣет ли право человѣк – хорош он или дурен – жить как ему хочется и возмущаться когда его эксплуатируют или когда его хотят принудить к таким условіям жизни, которыя внушают ему отвращеніе? В настоящее время люди, стоящіе у власти и пользующіеся привиллегіей матеріальнаго благосостоянія, считают себя лучшими, но стоит только «худшим» свергнуть их, занять их мѣсто и помѣняться ролями, как у них будет ровно столько же права считать себя лучшими, как и у тѣх.