Чарльз Эндрейн - Сравнительный анализ политических систем

Некоторые из проявлений неравенства, с которыми столкнулось китайское общество, поразили и менее развитые страны, находящиеся под управлением бюрократии. За исключением Тайваня и Южной Кореи, граждане которых выиграли от программ перераспределения земли, снижения уровня безработицы и экспорта трудоемких промышленных товаров, бюрократические авторитарные системы, как правило, проводили в жизнь неэгалитарную политику. Наибольший разрыв в зарплатах отмечен в Латинской Америке, за которой следуют государства Субсахарской Африки и Ближнего Востока. Народы Восточной и Южной Азии живут в условиях большего равенства. В Латинской Америке в обществах с государственно–капиталистическим строем основное влияние на политический курс оказывают армейские офицеры, верхушка государственных служащих, крупные предприниматели в городах и представители ТНК. Они формулируют стратегии, приносящие большие экономические выгоды высшим кругам, чем неквалифицированным рабочим, многим работникам сферы услуг и беднейшему фермерству [190].

Политика, ориентированная на частную собственность, торговлю со всем миром, иностранные инвестиции, налоги и затраты, препятствовала созданию эгалитарных условий в большинстве из тех развивающихся стран, в которых господствуют бюрократические авторитарные системы. Национализация частных ТНК сократила вывоз прибылей за пределы страны. Однако когда условия труда, уровень зарплат и управленческий контроль остались теми же, что и до национализации, низкооплачиваемые неквалифицированные работники едва ли выиграли от этого. Больше всего выгод получили правительственные чиновники и управляющие государственных предприятий. Программы перераспределения земли обычно не увеличивали равенства в доходах в сельских местностях. Основной доступ к кредитам, новым достижениям техники (тракторам, жаткам, комбайнам) и составляющим аграрного производства (удобрения, семена, пестициды, корма), необходимым для повышения производительности, получили богатые фермеры. Именно они, а не безземельные крестьяне или фермеры, ведущие натуральное хозяйство, оказались в выигрышном положении в результате земельных реформ.

В частности, если говорить об обществах, находящихся в финансовой зависимости от экономики ведущих капиталистических стран Западной Европы, Северной Америки и Японии, то растущий торговый дефицит заставил их проводить политику жесткой экономии, усугублявшую неравенство. Чтобы получать займы у МВФ, Всемирного банка, правительства США и транснациональных частных банков, эти страны согласились сократить ассигнования на здравоохранение, образование, дотации на питание и социальную сферу, но не на армию и полицию. Реальные зарплаты и доходы бедных снизились. Вместо того чтобы обеспечить потребление продуктов внутри страны, власти стремились их экспортировать. В соответствии с данной торговой политикой государство обеспечивало агропромышленные корпорации финансовыми средствами для выращивания продукции на экспорт, главным образом для продажи ее в ведущих капиталистических странах. Средства, сэкономленные при помощи программ жесткой экономии, и доходы от экспорта доставались прежде всего отечественным правящим кругам и иностранным капиталистам: фирмам, осуществляющим доставку товаров, страховым компаниям, ТНК и международным финансовым институтам.

Инвестиционные стратегии, породившие зависимость от ТНК (свидетельством которой являлся высокий удельный вес прямых иностранных инвестиций в общем объеме капитала), расширили неравенство в доходах не только в менее развитых странах, но и между ведущими капиталистическими странами, с одной стороны, и периферией — с другой. По решению правительств ТНК были даны такие привилегии, как налоговые льготы, субсидии для ведения бизнеса и право вывоза прибылей; все это обогащало состоятельных людей. ТНК увеличивали разрыв в зарплатах между своими работниками и низкооплачиваемым большинством, не работающим на заграничных инвесторов, и опирались на инвестиции, а не на трудоемкие виды деятельности, что также увеличивало неравенство в доходах. Хотя внимание к передовым технологиям ускоряло индустриализацию, оно же усиливало двойной стандарт в экономике. Расширялся разрыв в доходах и между современными секторами экономики, с одной стороны, и более традиционными, такими, как ручной пошив одежды, обуви и т.п., с другой.

Налоговая политика, осуществляемая правительствами развивающихся стран, также ударяла по беднякам. В общем объеме поступлений средства от прямого прогрессивного налогообложения личных доходов, прибылей и капиталов составляли менее одной трети. Основная часть приходилась на внутренние налоги на товары и услуги (общий объем продаж, товарооборот, прибавочную стоимость, акцизные сборы) и налоги на внешнюю торговлю, например экспортно–импортные сборы. Повышение цен на потребительские товары (косвенное налогообложение) ложилось бременем прежде всего на плечи граждан с низкими доходами. Богатые как законными, так и незаконными путями уходили от налогов на сбережения, доходы и собственность.

Так как от программы ассигнований получали выгоду экономические элиты, проводимая фискальная политика также не смогла сузить пропасть, разделяющую богатых и бедных в большинстве развивающихся стран. Средства центрального правительства направлялись в первую очередь на содержание администрации, оборону, экономическое обслуживание (горючее, энергия, промышленность, транспорт, коммуникации) и среднее образование. Очень мало шло непосредственно на поддержку беднейших слоев населения. В отличие от западноевропейской модели в «третьем мире» совокупные расходы на здравоохранение, жилье, субсидии семьям и пособия инвалидам и престарелым составляли лишь незначительную часть от общего объема централизованных правительственных расходов. Программы помощи пожилым людям, если и существовали, то распространялись только на городское население. Увеличение правительственных расходов на образование едва ли сокращало неравенство в доходах. Несмотря на то, что развитие начального образования помогало детям бедняков, высокий уровень отсева этих детей из школ говорит о том, что затраты на среднее и высшее образование шли на пользу учащимся из богатых семей профессионалов [191].

Человеческий потенциал

Индекс, разработанный в рамках Программы развития ООН, трактует человеческое развитие как обеспечение каждому человеку растущих возможностей индивидуального выбора. Согласно этой трактовке, люди могут наилучшим образом реализовать свой человеческий потенциал при достижении высокого уровня реальных (защищенных от инфляции) доходов, получении высшего образования и высокой средней продолжительности жизни. Данные, собранные в течение 1990 г., показывают, что верхнее положение занимают индустриальные капиталистические страны, в которых господствуют согласительные системы. Из 170 стран мира согласительные системы заняли 25 первых мест. Наиболее высокими оказались показатели Японии, Канады, Норвегии, Швейцарии и Швеции. С точки зрения таких показателей, как половая принадлежность и распределение доходов, на первых местах по уровню человеческого развития оказались эгалитарные социал–демократические нации Швеция и Норвегия. За этими капиталистическими согласительными системами следовали восточноевропейские государства, в которых ранее доминировали бюрократические авторитарные режимы, включая такие индустриальные страны, как Чехия, Венгрия и Балтийские страны (Литва, Эстония и Латвия), Россия, Беларусь и Болгария. Из числа развивающихся стран наивысшего индекса человеческого потенциала достигли согласительные системы Барбадоса, Кипра, Уругвая, Тринидада и Тобаго, а также Багамам. Далее следуют новые развивающиеся капиталистические страны, такие, как Сингапур, Аргентина, Венесуэла, Мексика и Бразилия; в этих странах шла борьба за господство между сторонниками согласительной и бюрократической авторитарной систем. Элитистские мобилизационные системы типа Кубы и КНДР отстают от Южной Кореи и Коста–Рики. Замыкают таблицу бедные аграрные бюрократические авторитарные страны, расположенные в Субсахарской Африке, Мал и, Нигерия, Буркина–Фасо, Сьерра–Леоне и Гвинея. Отличаясь персоналистской системой правления, слабой государственностью и экономикой, характерной для натурального хозяйства, эти территории не имели достаточных ресурсов для выработки политики, способной обеспечить высокие реальные доходы, всеобщую грамотность и большую продолжительность жизни [192].