Александр Панарин - Политология. Западная и Восточная традиции: Учебник для вузов

Реалистичность религиозного принципа проявилась в том, что он учит осознанию несовершенства нашей земной жизни, которой не дано превратиться в рай. В этом смысле все политические, равно как и иные общественные построения на Западе и на Востоке одинаково несовершенны. Обретения в одном отношении оплачиваются потерями в другом. В этом «конечный вывод мудрости земной» (Гёте). У нас же на реальные Отношения Востока с Западом проецируется манихейскаядихотомия добра и зла. Прежде коммунистический Восток олицетворял абсолютное добро («земной рай»), а капиталистический Запад – абсолютное зло; теперь, кажется, они поменялись местами. Инфантильному политическому сознанию, сформировавшемуся в условиях «железного занавеса», свойственно создавать мифические образы внешнего мира. Пока коммунистическая пропаганда действительно влияла на умы, находящиеся под ее опекой, массовое сознание верило в то, что Запад «лежит во зле». Но неумеренное усердие этой пропаганды вызвало эффект бумеранга: чувствующее себя изолированным и обманутым население СССР постепенно взрастило другой, альтернативный миф – о Западе как земле обетованной, где текут «молочные реки с кисельными берегами».

Вероятно, такое состояние общественного сознания надо признать реактивным – возникшим как реакция на крайности коммунистического очернительства окружающего мира. Инфантильность доверчивой ненависти к Западу сменилась инфантильностью доверчивого энтузиазма. Однако сегодня, кажется, пришла пора взросления: на окружающий мир предстоит взглянуть трезвыми глазами народа, умудренного опытом, ибо, как следует признать, опыт нашей западнической политики и проводимых под ее эгидой реформ – поистине отрезвляющий опыт. Это касается как внутреннего положения дел в России, так и тех потерь, которые она понесла на международной арене но причине неумеренной доверчивости наших правителей в отношении демократического Запада как носителя «нового мирового порядка». В этом новом порядке все более явственно проступают старые черты неравенства, несправедливости, гегемонизма и даже экстремизма.

Поэтому наш дискурс о политике на Западе и на Востоке будет развертываться на основе общей презумпции несовершенства земных порядков, по-разному проявляющегося на Западе и на Востоке, но всегда обязывающего человека не терять трезвости, не поддаваться иллюзиям, не доверять мифам о скором наступлении земного рая, как только будет выполнено одно «заветное» условие (принята «безупречная» форма собственности, «безупречный» политический режим и «безупречное» учение). Пора понять, что такого рода «заветным условием» соблазняет Люцифер (Мефистофель), заманивающий в опасную ловушку. Человеку много дано на этой Земле, он многое в состоянии сделать, но у него нет никаких чудодейственных гарантий успеха: и наша личная жизнь, и жизнь историческая – это постоянный риск, в условиях которого нам всегда требуются трезвость и мужество.

Ниже будут описаны основные принципы политической жизни на Западе. К ним мы тоже должны подходить с позиций критического реализма, которому учат великие мировые религии: наша земная жизнь несовершенна но определению, а это означает, что принципы, хорошие в одном отношении, оказываются плохими в другом – за все приходится платить свою цену. Поэтому и структура каждого параграфа, раскрывающего очередной принцип политической жизни, предполагает ответ на три вопроса: о происхождении и условиях действия указанного принципа, о его собственно политическом содержании и, наконец, о его цене – связанных с ним моральных и практических издержках.

Вместе с порождением европейского модерна (нового, посттрадиционного общества) возник и принцип технологического отношения к миру. Этот принцип выступает в двух разновидностях: технологического отношения к природе, к естественной среде; и технологического отношения к обществу, к социальной среде.

Какие установки определяют обе эти разновидности технологического принципа?

Во-первых, установка разъединенности, разлада с природным и социальным порядком. Человек эпохи зарождения европейского модерна (XV век) почувствовал себя выпавшим из мирового порядка великим маргиналом Вселенной, космические гармонии которой ни к чему его не обязывают. Такое «мировое отщепенство» ренессансного человека [5] Т. е. родившегося в эпоху Возрождения. – факт удивительный, новый в мировой истории. Все великие традиционные учения о мире учили человека тому, что порядок Вселенной представляет собой высшую гармонию или высший закон, который никому не дано нарушать. Как сказано в «Лао-цзы» (конфуцианской «Книге ритуалов»), «это значит, что ни в высотах небесных, ни в глубинах вод нет такого места, где нельзя было бы обрести нравственный закон. Нравственный человек начинает обретать нравственный закон с отношений между мужчиной и женщиной, а заканчивает в великих пределах мироздания» [6] Всемирное писание: Сравнительная антология священных текстов. М.: Республика, 1995. С. 87. .

Для традиционного человека характерно не только это признание великих законов мироздания, которые «не нами созданы и не нам их отменять», но и умилительно-патетическое отношение к такому устройству Вселенной. В традиционной картине мира Вселенная реабилитирована Богом: благодаря ему ее порядок уже не представляет чего-то чуждого, холодно-безразличного или тем более враждебного человеку, а выступает как нравственный закон, созвучный нашим представлениям о превосходстве добра над злом, порядка над хаосом. Такое чувство сыновней принадлежности миру, вероятно, объясняется двумя обстоятельствами.

Во-первых, природной эстетикой окружающего пейзажа, тогда еще не обезображенного промышленностью. Красота природы не могла не действовать на чувства традиционного человека, который был не только тружеником на земле-кормилице, но и художником, эмоционально связанным с элементами естественной среды. Это чувство причастности природе ярко выражают теллурические мифы , характерные для всех традиционных культур. Особенно устойчивым был теллурический миф русской традиционной культуры. Связь с землей-кормилицей у русского крестьянина никогда не была чисто утилитарной, он не воспринимал ее как «средство производства». Такой образ, как «мать – сыра земля», означает восприятие природы как родного лона, из которого вышел человек и с которым он продолжает быть связанным видимыми и невидимыми нитями.