Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль) - Газета Своими Именами №48 от 29.11.2011

На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею судьбою

Осталась один на один...

Одной тебе – волей-неволей -

А надо повсюду поспеть;

Одна ты и дома, и в поле,

Одной тебе плакать и петь...

Ты шла, затаив своё горе,

Суровым путём трудовым.

Весь фронт, что он моря до моря,

Кормила ты хлебом своим...

Рубила, возила, копала -

Да разве же всё перечтешь?

А в письмах на фронт уверяла,

Что будто отлично живешь.

Бойцы твои письма читали

И там, на переднем краю,

Они хорошо понимали

Святую неправду твою

И воин, идущий на битву

И встретить готовый её,

Как клятву шептал, как молитву,

Далёкое имя твоё...

А вот певец Израиля на белой кобыле:

Еврейских жён не спутаешь с другими.

Пусть даже и не близок им иврит.

Я каждую возвел бы в ранг богини,

Сперва умерив вес и аппетит...

«Близок иврит» - это на ивритском, что ли? Но главное, назови ты мне хоть одну еврейку, которую порадовали бы строки, приписывающие ей хотя бы и с усмешкой обжорство и явную толстозадость первого ранга.

Затем автор нахваливает еврейских жен не как матерей и тружениц, а как великих спорщиц, даже «когда не правы, судя по всему». Опять сомнительная похвала. Если не права, зачем упорствовать, выслушай другого, может, он прав. И одну из таких записных спорщиц автор «в друзья себе и выбрал». Странно. Друзья – это Кобзон и Церетели, а жена, конечно, друг, если всё хорошо, но ведь не только... Ну, ладно, выбрал себе жену-еврейку и что? «И стал чуть-чуть мудрее». Да ведь сделать мужа чуть-чуть мудрее может умная жена любой национальности. Что тут специфически еврейского?

Но автор, обижая женщин всех других национальностей, уверен, что так могут только еврейки.

Престиж еврейских жен недосягаем,

непредсказуем и характер их...

Ну что за слово - «престиж»! Не нашел русского? Вспомни, как об этом же писал хотя бы один из великих собратьев:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?..

Разве взбрело бы ему на ум написать, скажем, так:

Я ль на свете всех престижней,

Если без рубашки нижней?

И потом, да почему же сей prestige недосягаем, если первое достоинство еврейских жен – страсть к спорам? Что в этом хорошего? Непонятно. Какая-то дурная мистика. А непредсказуемость отнюдь не всегда радует. Представь себе: муж уехал на десять дней в командировку, соскучился по жене, возвращается домой и вдруг находит на столе записку её, до сих пор столь верной и преданной: «Дорогой Андрюша, я полюбила бедного Мойшу из соседнего подъезда. Прощай навеки! Забудь. К твоему приезду приготовила кашерные котлеты, они в холодильнике. Неувядающая Роза».

Что хорошего в такой непредсказуемости? Я лично не хотел бы. А ведь это только один возможный её вариант. Но поэт продолжает свои похвалы:

Когда они своих мужей ругают,

То потому, что очень верят в них,

В их избранность, надёжность и удачу,

Боясь – не потерялись бы в толпе.

Вот ещё и на ругань горазды. Да ведь, получается, просто склочницы, стервозы. Здесь ключевое понятие - «избранность», причём вовсе не в любовно-семейном, а в человеческом и общественном смысле, ибо тут же - боязнь потеряться в «толпе», неприязнь к «толпе», под которой понимаются, судя по всему, сограждане, народ. Но ведь недосягаемость это тоже избранность. Что ж получается? Союз избранных, в коем жены верят в мужей-избранных и верят, что они станут ещё более избранными -

Была бы лишь уверенность в себе.

И что дальше?

А чтоб не обмануть их ожиданий,

Мужья обречены на чудеса:

Рекорды, книги, бизнес женам дарят

Чтоб гордостью наполнить их глаза.

Всё ради своих недосягаемых и непредсказуемых! Только бы угодить им, стервозам! О стране, о долге перед народом и в уме ничего нет. Но невозможно вообразить, чтобы, допустим, Шолохов, закончив свой «Тихий Дон», сказал бы жене: «Это, Маша, только для того, чтобы твои глаза наполнить гордостью. Наполнил?» Или, скажем, Юрий Гагарин, вернувшись из своего исторического полёта, то же сказал бы жене: «Это, Валечка...»

Но -

Еврейским жёнам угодить не просто.

Избранник - он единственный из всех.

Они хотят любимых видеть в звездах,

В деяньях, обреченных на успех.

То есть в заранее беспроигрышных деяниях, острым нюхом на которые эти жены, надо понимать, обладают.

И потому ни в чем не знают меры,

Когда мужей выводят в короли...

Без женской одержимости и веры

Они бы на вершины не взошли...

Неужто и впрямь так уж не знают меры абсолютно ни в чём? Короче говоря, поэт представляет нам еврейских жен одержимыми толкачами своих мужей, проводниками на вершины, устроителями их «королевских карьер». И о своей жене в дополнение к тому, что сказал в начале, прямо говорит, что она не только сделала его чуть-чуть мудрей -

Она судьбу возвысила мою.

Поэтому, когда приятель художник развелся с женой, вероятно, русской, и был очень огорчен, не знал, как ему быть, автор решительно дал ему совет: «Езжай в Израиль. Престиж еврейских жён недосягаем». Там, дескать, найдёшь жену и она тебя возвысит. Хотя и в России недостатка в еврейках нет, в том числе брачного возраста. Если бы сказал: «Иди на телевидение или в шоу-бизнес», это было бы понятно. А так похоже, что поэт завербован в качестве агента какого-то израильского брачного бюро. Вот и старается в ущерб многонациональной родине. Поэтому стихотворение следовало честно назвать не «Еврейские», а «Израильские жены». И если суммировать, то поэт видит у них три главных качества: 1) жажду спорить до одурения, 2) способность ругать мужей до опупения, 3) страсть лепить королей из благоверных.

Ну, Дементьев, я лучше думаю о еврейках. Такое впечатление, право, будто Антисионистский комитет и не прекращал свою работу, а ты – ещё и его тайный агент. Я знал евреек немало. Ещё в 4-м классе – Луиза Мешойрер, в 9-10-х – красавица Кармела Польская, когда прыгал по разным институтам, то в Автомеханическом – отличница Галя Гольц, в Энергетическом – прелестная Наташа Майзель, в Литературном – верный товарищ Люда Шлейман, рубаха-парень Инна Гофф... Уж не говорю о тех, что встречались на других дорогах жизни, и к иными из коих я не оставался равнодушным. И ни одну я не могу представить оголтелой спорщицей, стервозой и уж, конечно, толкачом мужа. Что, бесталанного Костю Ваншенкина «вывела в короли» Инна Гофф? Чепуха! Они оба талантливы были, и каждый шел своей дорогой, но, конечно, в чем-то помогали друг другу. А Родион Щедрин «взошел на вершину» верхом на Майе Плисецкой? И невозможно представить в роли устроительниц карьеры своих мужей ни академика Лину Штерн, ни Героя Советского Союза Полину Гельман, штурмана и начальника связи эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного полка, не говоря уж об Алле Гербер.