Олег Хлевнюк - Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры

Не дожидаясь результатов проверки, Сталин заранее решительно определил ее основные выводы:

«[…] Я считаю своим долгом отметить два совершенно ясных для меня серьезных факта в жизни московской организации, вскрывающих глубоко отрицательные стороны работ тов. Попова. Для меня ясно, во-первых, что в практике московского партийного руководства не только заглушается, но преследуется самокритика […] Для меня ясно, во-вторых, что партийное руководство московской организации в своей работе сплошь и рядом подменяет министров, правительство, ЦК ВКП(б), давая прямые указания предприятиям и министрам, а тех министров, которые не согласны с такой подменой, тов. Попов шельмует и избивает на собраниях […] Это значит разрушать партийную и государственную дисциплину» [308] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. И. Д. 762. Л. 30–31; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 321–322. О столкновениях Попова с министрами, в частности, с министром вооружений СССР Д. Ф. Устиновым см.: Быстрова И. В. Военно-промышленный комплекс СССР в годы холодной войны. Вторая половина 40-х — начало 60-х годов. М., 2000. С. 247–249. .

Приказ Сталина был немедленно выполнен. 1 ноября на заседании узкой группы членов Политбюро — Маленков, Молотов, Берия, Каганович, Булганин — было принято решение: «Поручить комиссии в составе тт. Маленкова, Берия, Кагановича и Суслова проверить деятельность т. Попова Г. М., исходя из указаний т. Сталина, изложенных в письме от 29 октября с.г.» Однако затем Маленков внес в постановление правку, и в протокол оно вошло в таком виде: «Назначить комиссию Политбюро в составе тт. Маленкова, Берия, Кагановича и Суслова для проведения проверки деятельности т. Попова Г. М. с точки зрения фактов, отмеченных в письме трех инженеров» [309] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1583. Л. 263–265; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 322. . Новая формулировка повторяла соответствующую фразу из письма Сталина. Никакого особого значения, кроме безусловного следования букве указаний вождя, такая правка не имела.

Комиссия Политбюро выяснила, что письмо трех инженеров на самом деле являлось обычным анонимным доносом (было подписано вымышленными именами), а приведенные в нем факты не соответствовали действительности. Однако имея четкие указания от Сталина, комиссия пошла по самому простому пути — повторила те обвинения, которые содержались в сталинском письме от 29 октября. 4 декабря 1949 года та же узкая группа членов Политбюро (на этот раз включавшая Микояна, вернувшегося из Китая, но вновь без Сталина, продолжавшего свой отпуск) утвердила «выводы и предложения по результатам проверки деятельности тов. Попова». По сути они лишь развивали два пункта сталинских обвинений: зажим Поповым критики и самокритики в московской партийной организации и «неправильная линия в отношении союзных министерств и министров», попытки командовать ими, «подменить министров, правительство и ЦК ВКП(б)». Заявления «инженеров» о «политической сомнительности Попова» и насаждении им своих кадров, которые не упоминались в письме Сталина, комиссия сочла «не подтвердившимися и вымышленными». Комиссия предложила освободить Попова от обязанностей секретаря московской партийной организации, а также секретаря ЦК ВКП(б), сохранив за ним пост председателя Моссовета [310] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1538. Л. 30–33. .

Этот текст постановления был передан Сталину на юг. Скорее всего, Сталин предложил отложить окончательное решение вопроса до своего возвращения в Москву, которое состоялось через несколько дней. Сталин начал принимать посетителей в своем кабинете 10 декабря, и эта первая встреча была посвящена делу Попова. В 21 час 30 минут в кабинете Сталина собрались Берия, Каганович, Маленков, Суслов (т. е. комиссия, созданная для рассмотрения дела Попова) и сам Попов. Разговор продолжался почти два часа. Затем Суслов и Попов покинули кабинет. Сталин в течение 15 минут о чем-то совещался с Берией, Кагановичем и Маленковым, а затем в кабинет всего на 10 минут был приглашен Хрущев [311] На приеме у Сталина. С. 527. .

Имеющиеся документы позволяют реконструировать ход этого совещания в кабинете Сталина. Попов, несомненно, признал свою вину и покаялся. В результате первоначальный проект постановления был существенно смягчен. В частности, Маленков снял по всему тексту формулировки «небольшевистские методы руководства», «небольшевистская практика», «небольшевистское отношение» [312] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1538. Л. 24–26; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 322–325. . В окончательный текст постановления была внесена также фраза о том, что «тов. Попов признал свои недостатки». Несомненно, обсуждался вопрос о дальнейшей судьбе Попова. Первоначально высказанные комиссией Политбюро намерения оставить Попова председателем московского исполкома были вычеркнуты. В окончательный текст постановления вошла неопределенная фраза: «направить на другую работу» [313] Там же. . Вскоре Попов был назначен министром городского строительства, затем министром сельскохозяйственного машиностроения. И хотя в 1951 году его опять постигла опала (он был переведен на должность директора завода), он не подвергался репрессиям и умер в 1968 году, находясь на пенсии.

Еще до заседания 10 декабря Сталин решил вопрос и о замене Попова. Как вспоминал Хрущев, Сталин позвонил ему на Украину и приказал срочно приехать. В Москве Хрущеву объявили, что он назначается секретарем ЦК ВКП(б) и руководителем московской партийной организации [314] Вопросы истории. 1994. № И. С. 72. (это, видимо, и произошло в те десять минут, которые Хрущев провел 10 декабря в кабинете Сталина).

Весь ход «московского дела», свидетельствовал о том, что особых претензий или неприязни к Попову у Сталина все же не было. Иначе судьба Попова сложилась бы куда более печально. Истинной целью Сталина был перевод в Москву и назначение на высокие должности Хрущева. Как противовес усилившимся Маленкову и Берии, Хрущев представлял собой оптимальный выбор. С одной стороны, он несколько лет находился в полуопальном положении и был готов с удвоенной энергией служить вождю, с энтузиазмом выполняя его волю. С другой — по своему официальному статусу (член Политбюро с 1939 года) Хрущев мог вполне конкурировать с Маленковым и Берией, которые хотя и принадлежали вместе с Хрущевым к одному поколению сталинских выдвиженцев, но попали в Политбюро позже него.

Примерно в то же время, что и Хрущева, Сталин начал активно выдвигать на ведущие роли в своем окружении Н. А. Булганина, который в послевоенный период быстро продвигался по служебной лестнице. В феврале 1947 года Булганин заменил Сталина на посту министра Вооруженных сил [315] РГАНИ. Ф. 2. On. 1. Д. 9. Л. 3. , а 5 марта 1947 года получил должность заместителя председателя Совета министров СССР [316] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1497. Л. 25; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 48. . Назначение Булганина, сугубо гражданского человека, военным министром было вызвано скорее всего, тем, что Сталин после войны не доверял военным и, как уже говорилось, подверг генеральский корпус чистке. Для того чтобы повысить авторитет Булганина среди военных Сталин решил присвоить Булганину высокое воинское звание. 3 ноября 1947 года он обратился к членам Политбюро с таким заявлением: «Предлагаю присвоить товарищу Булганину звание Маршала Советского Союза. По-моему, соответствующий Указ Президиума [Верховного Совета] нужно мотивировать выдающимися заслугами товарища Булганина перед Вооруженными силами СССР во время Отечественной войны и послевоенный период […] Я думаю, что мотивы моего предложения не нуждаются в комментариях, — они и так ясны». Соответствующее решение было немедленно принято [317] Там же. Д. 1505. Л. 113; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945–1953 гг. С. 248–249. .