Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011

Зачем следователь выявляет несостыковки в показаниях? Для того, чтобы установить, что именно происходило в реальности. И никто его не спрашивает: "А что это Вы, любезный, к каким-то несостыковкам цепляетесь?"

Аналитик в данном случае отличается от следователя только тем, что он работает не с фактами как таковыми, а с высказываниями. Но в каком-то смысле (и я это оговорил в целом ряде своих исследований – в той же книге "Качели" и не только) высказывание – это тоже факт.

В каком смысле? Конечно же, не в том, что в любом высказывании говорится правда. А в том – что открытое высказывание сделано таким-то лицом, тогда-то, там-то и так далее.

Разбирая несостыковки, я работаю с особого рода фактами – высказываниями. Но этим только и отличается моя работа от работы следователя. Который, кстати, тоже работает в том числе и с высказываниями.

Показания – это разве не высказывания? Да, они могут быть ложными или истинными. Но они даны тогда-то, тем-то. Они запротоколированы. То, что они даны, и то, что в них сообщена именно запротоколированная информация, является несомненным. И потому может быть осмыслено.

Это касается каждого из высказываний. Но если высказываний много, если они формируют поток и воздействуют на общественное сознание, то речь всегда идет о мягкой или жесткой форме информационной войны. Можно ли обсуждать политологию произошедшего, не занимаясь информационной войной?

А можно ли говорить об общественной безопасности, игнорируя фактор информационной войны?

Итак, несостыковки – вещь крайне важная со всех точек зрения. И заслуживающая затраченных нами на нее усилий.

Каталогизируя несостыковки, мы удовлетворяем законное право – свое и своих сограждан – на преодоление путаницы. При том, что путаница набирает, так сказать, обороты. А сограждане наши (да и мы сами) имеют все законные основания для того, чтобы находиться в перевозбужденном состоянии.

Несостыковки усиливают эту перевозбужденность. Она же, будучи усиленной, порождает новые несостыковки. Подобная взаимоподпитка много чем чревата.

Несостыковка в данных о мощности взрывов, которую мы уже разобрали выше, – чревата общественным недоверием, то есть перерастанием террористического эксцесса в эксцесс политический. Подчеркиваю – только одна лишь эта несостыковка! А их, как мы видим, много. Сколь же благодатная почва создана для любых мифов! То есть для перехода от естественного доверия к власти, вызванного эксцессом, к естественному же недоверию, вызванному подачей противоречивой информации.

Что ее создает? Разгильдяйство? Отсутствие инструктивной базы? Невыполнение существующей инструктивной базы? Корысть? Гонка честолюбий? Или же к этой адской смеси естественных причин добавляется еще и что-то злокачественное и злокозненное?

Как бы там ни было – ясно, что этому немедленно надо положить конец. Хотя бы этому! И сделать это в принципе не так уж и трудно. Речь идет о практической рутинной работе, в ходе которой будут выработаны инструкции. И о способности власти (а точнее – пресловутой административной вертикали) элементарно наказывать за невыполнение инструкций, которые у всех руководителей СМИ должны лежать в отдельном ящике письменного стола и немедленно выниматься из этого ящика в момент, когда возникает эксцесс. Только-то и всего.

Несостыковки, которые я обсудил, относятся к числу наиболее ярких. Есть и другие несостыковки.

Но какие-то несостыковки всегда существуют в эксцессных ситуациях. И шить тут "все лыко в строку" бессмысленно. Поэтому я, завершая разбор несостыковок, лишь напомню читателям то, что в первые дни после терактов было совсем уж на слуху. Я ведь не в сенсации тычу пальцем, а нудно каталогизирую несостыковки. Как я могу не ввести в этот каталог очевидное и общеизвестное? А именно то, что российское телевидение отнюдь не сразу отреагировало на совершенные теракты.

Удивительно долго оно работало в странном для ситуации режиме. При этом российское телевидение, работавшее на заграницу, уже сообщало зрителям о трагических событиях. А российское телевидение, ориентированное на внутреннего потребителя, занималось совсем другим.

Как только на это указали (а на это указали быстро!), возникла полемика по поводу допустимости несостыковки между нормами международного поведения и нормами поведения внутреннего. Те, кто хотел доказать, что это допустимо, начал рассуждать по поводу взвешенного подхода, согласно которому якобы можно и должно сохранять основную сетку телевещания, заполняя сведениями о терактах только новостные программы.

Может быть, это и в самом деле так? Но наша элита, включая элиту СМИ, по любому поводу ссылается на международный опыт. Почему в этом случае международный опыт (например, опыт реакции американцев на взрывы башен или англичан на теракты в метро) не должен учитываться? И в чем состоит для СМИ высший приоритет в условиях, когда надо освещать трагические эксцессы? В том, чтобы попытаться спасти жизни возможных жертв новых терактов, информируя их о случившемся? Или в том, чтобы создавать для своих сограждан видимость безмятежности?

Почитайте то, что по этому поводу говорят граждане. И вы убедитесь, что они отнюдь не благодарят СМИ за создание видимости безмятежности, а костерят их почем зря.

Так зачем нужно было идти вразрез с мировым опытом, которому в других случаях стремятся следовать истово и, я бы сказал, даже фанатично? При этом – раздражая граждан. Может быть, для того, чтобы защитить чьи-то коммерческие интересы? Я гоню от себя эту кощунственную мысль, но она вновь и вновь приходит мне в голову. Если в обществе (а главное, в элите) утвердилась модель, согласно которой нет ничего, кроме интереса и денег в качестве его прямого количественного выражения, то как задеть Его Величество Интерес? Заденешь – мало не покажется. Уберешь из сетки программы – задел интерес. Отключил мобильные телефоны – задел интерес.

А задевать интересы в таком обществе, как наше нынешнее, не только кощунственно, но и опасно. Возьмут, да и поставят на счетчик. К кому побежишь за защитой? К власти? А что такое власть? Это же не только система, это и конкретные люди. У каждого из людей тоже есть интерес. И если интерес превыше всего, то ты, побежав за защитой к Власти как Системе, окажешься на рандеву не с Властью как Системой, а с конкретным Интересантом. Который вполне может тебе указать на недопустимость нарушения Интереса. И на то, что за это нарушение надо платить. Хорошо, если только деньгами. А то и кровью.

Что, если реальность хотя бы в чем-то такова? Это ведь, согласитесь, крайне существенно – такова она или нет. Нельзя не задуматься об этом, занимаясь реальностью. Конечно, надо избегать скоропалительных суждений! Но отказаться от рассмотрения различных интерпретационных моделей произошедшего, от гипотез, объясняющих произошедшее, – столь же безответственно, как и шить всем дела, не разобравшись в сути.