Сергей Кургинян - Содержательное единство 2007-2011

Чтобы водить машину, я не должен быть Генри Фордом. Но и тут мое использование вещи обусловлено. Я осознаю свою ответственность за это обусловливание. Я должен заправлять машину бензином, проходить техосмотр, уметь водить машину, знать правила дорожного движения, избегать аварий, отвечать за их возможность (то есть рисковать), участвовать в деятельности под названием "автовождение", зачем-то применять этот вид деятельности, то есть куда-то ездить.

Но я не обязан поддерживать постоянную связь с духом, породившим вещь. Дух, породив вещь, умер в ней. И его отпечаток лишь в том, что он сохраняет структурность и нечто, называемое "использованием". Если убрать использование, то останется обычный утиль. И я вправе утилизировать материальную структуру, извлекая из нее побочные полезности.

А вот в информационных структурах дух присутствует постоянно. В виде живого духа. Он не умирает, не опредмечивается окончательно. Он постоянно там существует. И отделить информационную структуру от духа очень трудно. Она при этом не просто умирает. Она превращается. Потому что оставшаяся в ней доза духа начинает гнить и разлагать структурную оболочку.

Поэтому одно дело – нормальная свалка, место размещения материальных структур, освобожденных от предназначенности. А другое дело – свалка информационных структур, освобожденных от предназначенности. Где под информационными структурами я имею в виду любую структурную невещественность.

В том-то и беда нынешней ситуации, что утилизация (и ее источник в виде так называемого прагматизма) предполагает возможность отделения социальных структур, лого-структур и всего "структурного невещественного" – от тех систем, которые их породили, то есть от духа.

Выхватывание неких систем со свалки и их произвольное использование – это свойство нынешнего времени. Возможно, основное его свойство.

Комментируя победу КПРФ на выборах губернатора в Волгограде, Зюганов говорил: "Это историческое событие, равноценное победе советских войск под Сталинградом в 1943 году".

А Слиска, помнится, 2-3 года назад предлагала восстановить в России народные дружины.

Что это значит? (рис.14)

Это значит, что есть коммунизм как дух. Что этот дух породил СССР как Систему. Что внутри этой Системы были невещественные структурности типа: народная дружина (способ организации), победа под Сталинградом (исторический подвиг), гимн, знамя, культурные эталоны и мало ли что еще… То есть были какие-то идеальные средства, способы их использования и обусловленности.

Теперь способы использования, обусловленности, сам дух и даже Система – изъяты. А средства сохранены.

Экстремальной разновидностью подобной операциональности было все, что вытворялось вокруг Знамени Победы. И не в плане конкретного хамства конкретных лиц – это отдельно.

Если знамя – это символ, то что такое символ знамени? Значит, для тех, кто это придумал, знамя – не символ, а вещь. То есть "идеальный утиль". А по отношению к идеальной вещи возможна утилизация. Если знамя – это не символ, а вещь (тряпка) с ее утилизационно-прагматической ценностью (выборной кампанией), то вещь может иметь знак (символ знамени). А знак – цену. А цена – биржевые эквиваленты и процедуры.

Анджей Вайда это описал в фильме "Всё на продажу". Но там продавались идеальные предметы, имеющие предназначение и не освобожденные от него (долг, любовь, миссия). Здесь продаются утиль-предметы. Не только информструктуры, оторванные от духа, превращены в информвещи. Но и информвещи сразу превращены в информ-утиль.

Оторвана ли от жизни моя теория? Читателю виднее. Но мне то кажется, что никоим образом. Мы все только что прослушали откровения Лугового. Перед этим нас неделю к этим откровениям готовили. Другое дело, что всем все "по барабану". И Луговой, и Литвиненко, и Политковская, и кто угодно еще. Но те, кто к этому готовят, считают, что могут привлечь внимание. Иначе зачем они терзают слух и глаз, тратят время гостелевидения?

Наконец, мы слышим Лугового. Все, что он говорит, – это классическая пропись эпохи зрелого социализма в достойном исполнении офицера КГБ той эпохи. То есть все – слова, тип аргументации, подход, подача, риторика, – взято из той системы, превращенной в свалку. А сами слова, типы аргументации, подходы и прочее – превращены в информструктурный утиль.

Чем это чревато? (рис.15).

Был Дух – коммунизм, Система – СССР. У Системы были цели, возможности. И в эти цели и возможности упаковывался подход с его служебными информструктурами, словами, типом аргументации и так далее. Цели предполагали, что нам на Запад "накласть". Возможности – что есть, чем "накласть".

Теперь нет ни того, ни другого. А все взято с той свалки. Результат будет совершенно сокрушительный!

Но ведь это не единственный случай, когда все делается именно так! Это не случайность, это закономерность. И чтобы убедиться в этом, надо рассмотреть более крупные случаи.

Часть 1. Политологический анализ проблемы

На Украине – острейший политический кризис. При этом Украина – не просто одно из сопредельных государств. Ничто так не должно интересовать Россию, как ситуация на Украине.

Если мы хотим иметь империю, как утверждает ряд влиятельных патриотических фигур, то без Украины империи нет.

Если мы хотим национального государства, то славянский ареал является для нас решающим.

Если мы просто хотим оставаться на Черном море, то нас не может не интересовать ситуация в государстве, контролирующем Крым и Одессу.

В конце концов, те же экспортные деньги за газ и нефть (если они являются альфой и омегой властных хотений) во многом детерминированы процессами на Украине. Потому что структуру нашего транзита если и удастся изменить, то не сразу… Потому что никто не сказал, что эту структуру вообще можно изменить. В том смысле, что при попытках изменений не появится новых проблем…

Не хочу утверждать, что российская власть не занимается Украиной и не имеет возможности влиять на характер протекающего там кризиса. Это было бы просто неверно. Это означало бы, что мы видимое принимаем за сущее. Конечно, власть занимается Украиной. И конечно, она имеет вполне весомые возможности. Но в чем тогда дело? Почему эти занятия, влияя на массу очень животрепещущих частностей, не переламывают тенденции? Не придают этой тенденции нового качества?

Между тем, качество развивающегося процесса, как мне кажется, достаточно очевидно. Но это для меня оно очевидно. А для других – нет. И я не хочу сказать, что эти другие меньше меня понимают в происходящем. Или что они радуются умалению российских возможностей. Как-то со временем у меня пропало желание давать подобные лихие оценки.