Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

Андропову недостаточно было стать генеральным секретарем и полностью зависеть от не им сформированного ЦК. Он хотел сформировать альтернативный модернизированный ЦК внутри своего ЧК. И не возглавить власть, а трансформировать ее весьма существенным образом.

Берия, возможно, шел еще дальше, мечтая о смене всего формата власти, о демонтаже коммунистической идеологии и о многом другом в этом духе.

Когда я спросил одного исследователя, занимающегося историей спецслужб, исчерпывается ли список чекистов, мечтавших заменить "чик" на "цык", Берией и Андроповым, и он сказал мне: "Да нет, Вы, наверное, забыли еще одну фигуру…" Я спросил, кого? Исследователь ответил: "Представьте себе, Феликса Эдмундовича Дзержинского".

Здесь крайне существенно, что успех претензий коллективного "чика" на "цык" полностью зависит от того, сумеет ли данный "чик" преодолеть свое отчуждение от специальных форм интеллектуализма. Зависит от того, как именно этот "народ" соединится с "интеллигенцией", обладающей знаниями по поводу "интеллектуальной алхимии", преобразующей "чик" в "цык", а ЧК в ЦК.

Учили ли чему-то Лаврентия Павловича окружавшие его академики – это открытый вопрос. А вот то, что Феликс Эдмундович очень цепко и осмысленно присматривался ко всему подобному – от Барченко и Бокия до разных восточных религиозно-философских школ, содержащих в себе знания о "цыке", – это, как мне кажется, вполне очевидно.

Но нас здесь, конечно, больше всего интересует современность. А также вплотную прилегающая к ней история. Эта история детерминируется андроповским началом. И андроповским желанием соединить вверенный ему "чик" с чем-то, что пахнет "цыком". Это опасное желание могло хоть отчасти осуществляться только в силу того, что "высшее политическое животное", обладавшее прерогативой "цыка", уже не хотело цыкать и не держалось за свою прерогативу. Но даже в этом случае блокирующие механизмы работали "сами собой". И "цык" защищал себя от "чиковских" притязаний.

Переломным моментом, когда эти иммунные барьеры (кадровые, организационные и сущностные) были сломаны, следует считать все то, что привело к созданию в Советском Союзе идеологической контрразведки (Пятого управления КГБ СССР).

Идеология была высшей прерогативой "цыка". "Цык" должен был защищать не только свое абсолютное право цыкать, то есть исторгать из себя идеологический позитив, но и право контролировать все, что было связано с анализом чужих цыканий, являющихся подкопом под его "цык". Иначе – все, что было связано с идеологической инквизицией. И не надо окрашивать слово "инквизиция" оценочно. В Ватикане инквизиция до сих пор существует. И ее глава вот-вот станет Римским Папой.

Инквизиция – это просто защита механизма своего "цыка", то есть своей высшей политической смысловой самости. То, что эту самость и право на инквизицию "цык" (КПСС) отдала своим обычным репрессивным органам (Пятому управлению КГБ), – означало, что "цык" уже тотально политически невменяем, что он не только не умеет осуществлять власть, но и не понимает, как за нее разумно цепляться. И что значит "цепляться". И что происходит, когда цепляться перестаешь. И с чего начинается это "перестаешь". А оно начинается именно с того, что ты отчуждаешь от себя собственную инквизицию.

Вопрос совершенно не в том, чтобы на кого-то за что-то возлагать избыточную ответственность. Вопрос вообще не в размышлениях о прошлом, а в приуготовлении к будущему. Но избегать определенных констатаций невозможно. В гиперцентрализованных системах, к которым относился СССР под властью КПСС, перевороты происходят не на площадях. Единственным органом, который в таких системах может готовить переворот, является система репрессивных органов, которая обзавелась чем-то наподобие своего "цыка".

Переворот Андропова был абортирован. Возможно, этот переворот принес бы с собой определенные позитивы. В любом случае, "высшее политическое животное", дошедшее до той степени невменяемости, когда оно делегирует кому-то свою политическую самость, было обречено. Но тогда следует признать, что отсроченный андроповский переворот фактически и был осуществлен в пределах так называемой перестройки. Конечно, наряду с другими конкурирующими замыслами.

Я констатирую это не впервые. Сразу после развала СССР (впрочем, еще до этого развала) выявилась группа, которая относилась к развалу в каком-то смысле сдержанно позитивно, считая, что развал позволит осуществить очередную фазу модернизации России, а потом к этой модернизации приложится все остальное. Но уже на других, более эффективных, – не имперских, а, так сказать, национальных, – идеологических основаниях.

Какие-то шансы на подобное развитие событий существовали. А поскольку это развитие событий содержало в себе определенные позитивы, то объявлять авторов этой (много раз подчеркивал – не моей!) политической логики носителями деструкции было и безнравственно, и контрпродуктивно. О чем я тоже заявлял в момент создания клуба "Содержательное единство", в 1994 году.

Прошло более десяти лет. И за эти десять лет я не раз спрашивал этот элитный совокупный "чик", вознамерившийся цыкать: где же модернизация?

Невнятные ответы адресовали к помехам со стороны "преступного ельцинизма". В этом было определенное лукавство. Но отделить это лукавство от невероятно сложных предлагаемых обстоятельств не представлялось возможным. И создавалась некая ситуация "вязкой паузы".

Приход к власти президента Владимира Путина прервал данную паузу. В стране возник своего рода momento di vertar (момент истины). С этого момента "чик" получил возможность стать полноценным "цыком". Он превратился во власть. Это превращение было очевидным для всего народа, заговорившего о чекистах и их новой власти как о данности и надежде. Именно эту данность и эту надежду олицетворяет высочайший рейтинг и все, что к нему, так сказать, приторачивается.

С момента прихода к власти Владимира Путина я неоднократно говорил, что вера народа в то, что "чик" станет "цыком", – это не бесплатное удовольствие. И вот теперь мое давнее и очень серьезное беспокойство (которое разного рода акынам от политологии, фиксирующим только то, что есть, а не то, что зреет внутри происходящего, казалось "торговлей страхом") – превращается в нечто, очевидное для всех.

Разговоры об "античекистском восстании" по румынскому или какому-то другому образцу становятся "общим местом". Чекистское сословие не сумело перейти от "чика" к "цыку", оно не стало носителем осмысленного (андроповского, бериевского или любого другого) корпоративно-сословного начинания (проекта). В этом смысле пять лет потрачены зря. А по счетам потраченных лет придется платить очень скоро. И время воистину на исходе.