Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

Я сгущаю краски? Докажите! Но для этого подвергните сомнению и мои выкладки, и свои утверждения. Потому что у нас одна страна, и нам нужна не пропаганда, а истина.

Впрочем, почему я сгущаю краски? Владислав Юрьевич сам говорит, что наши учителя получают 60 процентов от того, что получали в СССР. Но это, во-первых, как считать. Теперь ведь уже все понимают, что общественные фонды потребления не выдумка. И что плохенькая бесплатная советская квартира – это, конечно, не американский коттедж, но и не барак в какой-нибудь Капотне, куда будут переселять за неуплату по ЖКХ.

А главное, у учителей в СССР был другой социальный статус. Люди вообще ориентируются на окружающие их социальные стандарты. Объясните сегодня учителям, почему они должны получать не просто мало, а 1 процент от того, что получает какой-то невнятный "хорёк" (он же – "хозяин жизни"). Что вы им скажете? Что "не хлебом единым"? А как же идеал материального благополучия?

Кстати, этот идеал действительно не может укорениться в России. Точнее, не может укорениться в тех формах, в каких он дал импульс некоему (честно говоря, протестантскому) Западу. Потому что там этот идеал была доведена до метафизической избранности богатых и метафизической же поврежденности бедных. Богатство не было средством комфорта. Оно стало особым (я убежден, что извращённым) средством спасения. То есть средством восхождения, подвига. На этом строился западный капитализм. Вебер это неопровержимо доказывает.

В России после Содома и Гоморры богатство стало не подвигом и аскезой восхождения. Оно стало средоточием гедонистически-расслабительных импульсов. Отвечаю за свои слова. Всё худшее, что говорилось (отчасти, конечно, несправедливо) в СССР про "город Жёлтого Дьявола", стало воплощаться (и воплотилось) в эпоху Содома и Гоморры в России в качестве позитивного идеала настоящего капитализма. Идеала, противостоящего "совковому бреду".

И эта тенденция не переломлена. Капитал, может быть, стал меньше хулиганить. Но он стал ещё больше кайфовать. Это означает, что всё здание власти оказалось опёртым на исторически бесперспективный класс, который при этом устойчиво воспроизводится. Зачем выдавать желаемое за действительное? Мне тоже хочется, чтобы этот класс стал субъектом форсированного развития, стратегической модернизации, выхода из тупика. Но надо смотреть правде в глаза. Все опросы показывают, что для этого класса (при прочих впечатляющих характеристиках – не хочу все мазать чёрным цветом) не существует ни сострадания, ни солидарности. Этот класс должен стать строителем новой нации? А как он им станет? Как?

Между тем, характеристики, о которых я говорю, отнюдь не относятся только к тому, что сформировалось в эпоху Содома и Гоморры. Молодое поколение кроет рекорды стариков по рассматриваемым мною системно-ключевым показателям.

Мы не имеем права на "торговлю страхом". Но и лимит "успокоительности" нами исчерпан полностью. Все, кто это понимают (а я верю, что Владислав Сурков входит в их число), ответственны за допущение в повестку дня предельных, я бы сказал, терминальных синтагм и определений. Мы не должны их бояться. Опасен не алармизм, а сон. Не энергия, а её отсутствие. Подвергая всё сомнению, мы просыпаемся. Отбрасывая сомнение во имя удобств, мы погружаем в сон себя и других.

Разбудит нас в этом случае либо удар чужого сапога в лицо, либо выстрел, который, разбудив, сразу же усыпит окончательно. Но да не будет так.

Введение

11 марта 2006 года скончался бывший президент Югославии Слободан Милошевич. Омерзительность американского бандитского "наезда" на Югославию под занавес теперь уже прошлого, ХХ столетия, уродливые гримасы Гаагского суда, наконец, эта смерть – все вместе делает из Милошевича трагическую фигуру.

К этому необходимо добавляется издевательский тон нашей демократической прессы, которая не может даже посмертно допустить отсутствие травли по отношению к фигуре, которая так негативно оценена американскими (шире – западными) кумирами. Чего стоит название статьи "Милошевич отравил жизнь Белграда" в газете "Коммерсант" сразу после трагической кончины сербского лидера!

Со всем этим солидаризироваться так же невозможно, как с откровениями Анатолия Ракитова, предлагающего, по сути, заменить культ личности (это еще вопрос, кто так сократил "культ личности Сталина" до "культа личности" вообще) на "культ сортира" (об этом мы говорили на прошлом заседании клуба).

Но из этого никак не следует возможность и позволительность редукции всего происходящего до патетики "а ля передовицы газеты "Завтра".

Югославия (и, конечно же, прежде всего Сербия и Черногория) значила для меня невероятно много. Так уж получилось. Я приехал туда с театром в 1988 году сразу после очень показательной и далеко не случайной травли театра в Каунасе. Сегодня вообще уже трудно себе представить, что такое хорошо организованная кампания по репрессивному шельмованию не в нынешней, ко всему привычной, стране, а в относительно целомудренном и верящем прессе (особенно демократической) перестроечном СССР.

Та каунасская кампания против театра "На досках" с противопоставлением нашего театра театру Анатолия Васильева была "классикой" перестроечного периода. Она по силе не дотягивала до кампании 1991 года "Кургинян – таинственный советник кремлевских вождей". Но она предваряла эту кампанию. И имела с ней один генезис и фактически одних высокопоставленных режиссеров в кавычках ("в штатском", как у нас было принято говорить).

Суть опасений заключалась в том, что каким-то немыслимым образом я могу повернуть сознание если не всего общества, то какой-то части интеллигенции. На самом деле, риск чего-то подобного был минимальным, но "режиссеры в штатском" хотели избежать даже минимального риска. Интеллигенция должна была двигать процесс в сторону распада СССР. И при этом быть строго выстроенной в две колонны – в "сахаровскую" и "солженицынскую". И та, и другая должны были увести интеллигенцию от главного – от каких-то реальных претензий на власть. То есть такое выстраивание спасало действующие элитные группы от необходимой, с точки зрения любой модернизации, элитной ротации. Ротация заменялась управляемой революцией, в ходе которой агенты все той же нашей элитной Системы (Системы, хорошо связанной с Системой международной) должны были убить все энергетически живое и подлинное, все, стремящееся к подлинному прогрессу. Прогресс должен был быть заменен на регресс, а интеллигенция, провокативно уведенная в сторону от любых властных претензий, должна была пойти "под нож" и пошла под него. Как всегда идет "под нож" все, что касается прогрессивной сложности в обществе, обреченном на регрессивное вторичное упрощение.