Сергей Кургинян - Содержательное единство 2001-2006

Вихрь транзитных и нетранзитных наркотиков, протуберанцы отмываемых криминальных денег кое-что объясняют. Но именно кое-что. Основным объектом сверхэксплуатации, дающим сверхприбыль, является советское материально-техническое наследство. Этот самый основной капитал, который 20 лет назад практически лишили главного инвестиционного ресурса – амортизационных отчислений. Если учесть, что норма амортизации большинства основных фондов составляет 5-7% в год, их износ уже превышает 100%. Все это знают. Но время от времени начинают изумляться по поводу того, что у нас рушатся мосты, здания или самолеты. И вправду, с чего бы это?

Однако предметом данного анализа является не эта хищническая эксплуатация материальной среды. О ней я говорил неоднократно. И даже интегральные уравнения недовоспроизводства решал, рассматривая критические точки будущего коллапса материальной среды. Сейчас я хочу говорить о другом.

Когда новорусские хищники действуют по отношению к материальному потенциалу страны с позиций "жизнь взаймы", то это страшно. Но все же это – полбеды. Еще страшнее, когда наша интеллигенция и наша власть начинают использовать не материальное, а идеальное советское наследство по той же бесперспективной схеме.

Если завтра рухнет очередное здание, мост или даже электростанция, – можно еще попытаться что-то поправить. Но если рухнет система идентификаций, согласно которой люди, проживающие на территории России, считают себя социально-культурной общностью, – мы уже ничего не поправим. А эти люди, в отсутствие общей идентификации, начнут действовать так, что это породит еще и ускоренные множественные катастрофы в дышащей на ладан материальной среде.

Если "жизнь взаймы" во всем, что касается материальной сферы, порождена корыстью и варварски-расчетливым интересом тех, кто делает на этом миллиарды, – что такое "жизнь взаймы" в том, что касается сферы идеального? Сферы идентификации, в том числе? Ведь этой сферой занимается не та властная элита, о которой я говорил выше, а другая, по преимуществу интеллектуальная, элита.

"Жизнь взаймы" в этой сфере – это даже не порождение корысти. Это, прежде всего, порождение психологической подавленности и интеллектуальной усталости.

Оказавшись в новой исторической ситуации, русская интеллектуальная элита не сумела ни творчески развить существовавшую ранее (достаточно противоречивую, кстати сказать) систему идентификаций, ни создать новую. И то, и другое требовало существенного волевого и интеллектуального усилия. Ни на то, ни на другое у этой элиты не хватило пороха.

В результате – идентификационные "взаймы". Старые принципы идентификации извиваются в тисках новой реальности. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Безрефлексивность этих непоследовательных заимствований впечатляет больше всего. К сожалению, она задевает многое из того, что мне и близко, и симпатично.

Так, например, мне близок, симпатичен и по-человечески понятен публицистический пафос одного из самых умных российских журналистов, Виталия Третьякова. В данном конкретном случае говорю о пафосе его статьи "Антигрузинская истерия", Анна Политковская и наши перспективы" ("Московские новости", 13 октября 2006 года).

Но одно дело общий пафос, а другое – эти самые недоопределенные идентификационные матрицы. Виталий Третьяков пишет:

"Каждый день я слышу постоянно повторяемое и как бы само собой разумеющееся утверждение о необходимости срочно остановить "антигрузинскую истерию в России". Между тем я не вижу не только самой этой истерии, но даже и признаков ее. Тем более исходящих от центральной власти.

Напротив, как самые официозные наши телеканалы, так и наиболее державнически настроенные частные СМИ словно соревнуются в политкорректности в отношении Грузии, постоянно и даже навязчиво отделяя власти в Тбилиси от грузинского народа, в симпатиях к которому публично исповедовались, кажется, уже все российские политики и 99 процентов российских журналистов.

Зато хамские, причем час от часу все более хамские, слова и поступки официальных лиц Грузии – от президента этого государства до сотрудников грузинского посольства в Москве, – адресованные высшим должностным лицам России, нашей стране в целом, отдельным ее гражданам и в общем-то всем русским, давно уже достигшие предельного градуса параноидальной антироссийской и антирусской истерии, но тем не менее изощренно подымающие каждый день этот градус все выше и выше, нам предлагается то ли не замечать вовсе, то ли отнести на счет кавказского темперамента "маленького, но гордого" народа".

В каком-то смысле Третьяков, безусловно, прав. А в каком-то абсолютно неправ. И именно соседство этих смыслов беспокоит меня больше, чем все остальное (рис.2).

Убежден, что источник путаницы – гибридная идентификация. А источник самой этой гибридности в том, что при идентификации, с одной стороны, используются коды, связанные с советской традицией, а с другой – коды, взятые из непроартикулированной новой реальности. Очень специфической реальности! Такой специфической, что дальше некуда. Мы еще будем с этим подробнее разбираться. А пока постараемся понять, как все это работает в совокупности (рис.3).

Отсюда возникает спаренный фантом: "гражданин России грузинской национальности".

Мог быть гражданин СССР грузинской национальности. То есть гражданин империи, принадлежащий еще и к входящему в нее народу. Это было логично. А в национальном государстве – если это "инонациональное лицо" имеет паспорт гражданина России, говорит по-русски, самоопределяется в рамках русской культуры, русской истории и т.п. – оно является русским. И каждый, кто заденет вопрос его национальности (комплиментарно или конфронтационно, неважно), – явным или неявным образом посягает на устои национального государства.

Виталий Третьяков излагает в целом верные мысли (в чем они не до конца верные – скажу ниже). Но он излагает их на языке советского элитного (то есть комсомольско-партийного) фрондирующего интеллигента, совмещенном с языком России эпохи Кондопоги. Из языка комсомольско-партийного фрондирующего интеллигента советской эпохи (лично я ничего плохого в этом языке не вижу) исчез интернационализм. А язык национальной государственности – не освоен.

Сначала это было маргинально и ни к чему (и то ведь – национализм, фи, какая гадость). А потом подоспела Кондопога. Все испугались… И власть, и околовластная интеллектуальная среда.