В. Галин - Политэкономия войны. Заговор Европы

Относительно «планов строительства Великой Германии Розенберга», предусматривающих «крестовый поход» против России и ее расчленение, Бюлов заявлял советскому полпреду: Розенберг не имеет государственного статуса.

Позвольте начистоту, господин Хинчук. Что бы вы сказали, если бы мы начали цитировать вам рассуждения основателя СССР Ленина о мировой революции? Или статьи из журнала Коминтерна? Ведь если бы мы исходили в своей практической политике из буквального их анализа, то нам бы уже давно следовало сойтись с Россией в смертельной схватке. А мы покупаем, у вас рожь и продаем вам краны, трубы и турбины… Германия в отношении СССР стоит на точке зрения традиционных дружественных отношений и никогда не примет того участия в интервенции Антанты против вас, к которой нас кое-кто подталкивает 50.

Оставался еще «Майн Кампф», где в 1923 г., говоря о новых землях на Востоке, Гитлер однозначно указывал на Россию. Однако в своем анализе расстановки сил накануне Первой мировой он писал: «Политику завоевания новых земель в Европе Германия могла вести только в союзе с Англией против России, но и наоборот: политику завоевания колоний и усиления своей мировой торговли Германия могла вести только с Россией против Англии». В настоящее же время: «Раз Германия взяла курс на политику усиленной индустриализации и усиленного развития торговли, то, в сущности говоря, уже не оставалось ни малейшего повода для борьбы с Россией. Только худшие враги обеих наций заинтересованы были в том, чтобы такая вражда возникала» 51.

Тем не менее, по мнению Гитлера, союз России с Германией был невозможен: «Между Германией и Россией расположено польское государство, целиком находящееся в руках Франции. В случае войны Германии — России против Западной Европы, Россия раньше, чем отправить хоть одного солдата на немецкий фронт, должна была бы выдержать победоносную борьбу с Польшей». В то же время: «Говорить о России как о серьезном техническом факторе в войне не приходится. Всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, мы

не могли бы противопоставить почти ничего. Сама Германия в этой важной области позорно отстала. Но в случае войны она из своего немногого должна была бы еще содержать Россию, ибо Россия не имеет еще ни одного собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик. Что же это была бы за война? Мы подверглись бы простому избиению. Уже один факт заключения союза между Германией и Россией означал бы неизбежность будущей войны, исход которой заранее предрешен: конец Германии» 52.

Единственным более или менее серьезным инцидентом против СССР в 1933 г. в Германии стала настоящая война, развязанная против Общества по продаже советских нефтепродуктов — «Деропа». Его заправочные станции подвергались «налетам и разграблениям… в некоторых случаях бензин насильственно забирается бесплатно… штурмовиками, в других случаях бензин просто выпускается» 53. Однако остальные советско-германские совместные предприятия почти не пострадали. Столь предвзятое отношение к «Деропу» объяснялось не только его прокоминтерновской ориентацией 9 9 По словам Нейрата, 80 % работающих в «Деропе» были коммунистами, что по его мнению, можно было расценивать, как косвенную поддержку Компартии Германии. , но и интересами конкурентной борьбы. «Деропу» на немецком рынке противостояли «Стандарт ойл» и «Ройял датч шелл» Детердинга, которые не только не пострадали, но и увеличили свою долю на рынке за счет ликвидации советско-германской компании.

Несмотря на примирительные жесты Гитлера, годовой отчет полпредства СССР в Германии был полон пессимизма: «1933 год был переломным годом в развитии советско-германских отношений. Приход фашистов к власти в Германии поставил в порядок дня германской внешней политики осуществление давнишних антисоветских планов Гитлера и Розенберга. Конечная цель этих планов состояла в создании антисоветского блока стран Западной Европы под руководством Германии для похода на СССР»… «Советская общественность и Советское правительство с чрезвычайной настороженностью и скепсисом отнеслись к «миролюбивым» заверениям Гитлера от 23 марта и 17 мая, к ратификации Берлинского (Московского) договора и к выступлению Нейрата от 16 сентября 1933 г., считая эти выступления и акты лишь маневром».

По данным отчета за весь 1933-й решающий год в Германии было проведено 39 кратковременных арестов советских граждан и 69 обысков на их квартирах. За тот же 1933-й, отмечает С. Кремлев, одних письменных нот германскому МИДу наркомат Литвинова подал аж 217, не считая, по выражению полпредства в Германии, «бесчисленных устных заявлений» 54. Но главным, по мнению авторов отчета, была практическая сторона сотрудничества: «Советско-германский товарооборот в первые девять месяцев 1933 г., по сравнению с тем же периодом 1932 г., уменьшился на 45,7 %… Значительное сокращение всего товарооборота и особенно сокращение германского экспорта в СССР обусловили довольно сильное, абсолютное сокращение (на 61,1 %) активного для Германии сальдо советско-германского торгового баланса» 55.

1933 г. стал действительно переломным, хотя прогерманская политика Советского правительства стала ослабевать задолго до прихода Гитлера к власти. Изменения начали происходить в 1930 г., когда наркомом иностранных дел стал Литвинов. Многие связывают эти изменения с личностью самого Литвинова 10 10 Одни находят, что негативное отношение М. Литвинова (М. Валла-ха) к Германии и фашизму определялось влиянием его жены англичанки, другие — доминированием личного национального фактора. Третьи — его оппозиционистскими настроениями по отношению к Сталину. Четвертые — скрытыми протроцкистскими взглядами — стремлением к «мировой революции», которая могла произойти в результате столкновения Германии и СССР. Пятые — тем, что с 1918 г. М. Литвинов был полпредом СССР в Лондоне и, очевидно, в то время приобрел проанглийские (прозападные) настроения. Все эти версии активно прорабатывает в своих книгах С. Кремлев. . Так, например, В. Молодяков пишет, что: «Германофобские настроения Литвинова… не были тайной» 56. Наиболее отчетливо противоречия прежнего и нового министров иностранных дел СССР выразились в главном вопросе того времени — войны и мира.

Новый нарком был убежден в формировании единого фронта против СССР западными странами. Литвинов докладывал Сталину: «В настоящее время призывами к антисоветской войне не только пестрят газеты почти всех буржуазных стран, но ими полны выступления влиятельных политических деятелей и представителей делового мира. Об этом говорят не только в таких империалистических странах, как Англия и Франция, но и в только что допущенной в приличное империалистическое общество — Германии» 57. При этом Литвинов не сомневался, что роль непосредственного исполнителя агрессии отводится именно последней.