Анатолий Уткин - Новый мировой порядок

Пятый вариант не выглядит пока реалистичным, но обсуждается в западной научной литературе. Речь идет о сближении Западной Европы и Японии. В принципе это очень логичная тема: против самого сильного блокируются находящиеся рядом. (К тому же ряд исследователей предвидят «грядущую конфронтацию между Китаем и Японией» [752] 752 Segal G. The Coming Confrontation between China and Japan? («World Policy Journal», 1993, N 2, p. 27–32). .)

Отметим ежегодные встречи лидеров ЕС и Японии на высшем уровне, встречи на самых различных форумах, на регулярных сессиях ООН, Всемирной торговой организации и пр. За последние годы «Европейский союз расширил географические рамки двустороннего диалога… Эти встречи влияют на восприятие ЕС и Японией друг друга. Ощутимость этого сближения связана с угрозами экономического характера и в безопасности, исходящих от Китая и Корейского полуострова» [753] 753 Gilson J. Japan and the European Union. A Partnership for the Twenty-First Century? New York: St.Martin's Press, 2000, p. 139. . Важно отметить принятие в 1994 году Европейским союзом «новой азиатской стратегии». Стало очевидно восприятие Брюсселем Японии как своего рода моста между Европой и Азией. С японской стороны определенное сближение связано с благоприятным откликом премьера Кайфу на призыв западноевропейцев оказать помощь Восточной Европе, не дожидаясь американской реакции [754] 754 Yasutomo D. Japan and the New Multilateralism (In: Curtis G. (ed.) Japan's Foreign Policy, London, 1993, p. 338). . Кооперация двух сторон в ВТО «облегчает взаимоподдержку ЕС и Японии в отношении американских требований» [755] 755 Gilson J. Japan and the European Union. A Partnership for the Twenty-First Century? New York: St.Martin's Press, 2000, p. 150. .

Фактически Европейский союз и Япония закладывают фундамент для совместных действий в XXI веке. При всем нежелании Японии рисковать своими особыми отношениями с США, если последние примут более «самоцентричный» курс, — Токио может усилить ориентацию на западноевропейский центр. «В то время как, — пишет английская исследовательница Дж. Гилсон, — Соединенные Штаты продолжают уменьшать свое вмешательство в европейские и азиатские дела; новые проблемы «менее стратегического» значения занимают все большее место на международной арене. Именно сейчас Япония и ЕС становятся ключевыми игроками в сфере международной экономической и политической активности, и они уже вырабатывают партнерство в решении глобальных вопросов» [756] 756 Gilson J. Japan and the European Union. A Partnership for the Twenty-First Century? New York: St.Martin's Press, 2000, p. 171–172. .

Но складывание коалиций — это непростой и часто долговременный процесс. Суверенные государства, вступающие в союзы, склонны проявлять не дисциплину, а самостоятельность. Наряду с коалиционным блокостроительством привилегированному положению США будет грозить антиамериканская эволюция отдельных крупных государств. Их немного, но они суверенны и потенциально могущественны.

Не Север — Юг и не Восток — Запад явятся политической дихотомией будущего. Двумя реальными претендентами на роль независимого от США полюса являются объединенная Европа и Китай. «Хотя весьма сложно предсказать условия, которые будут господствовать в Европе или в Китае через 25 лет, — приходит к выводу историк П. Кеннеди, — оба эти региона имеют потенциал, необходимый для того, чтобы стать равными — или даже превзойти Соединенные Штаты, — по крайней мере в экономическом могуществе» [757] 757 Kennedy P. The Next American Century? («World Policy Journal», Spring 1999, p. 57). .

Атлантическое направление останется наиболее приоритетным для США в XXI веке. Причины очевидны — в Северной Атлантике сосредоточена самая большая экономическая и военная мощь мира. Здесь, на двух берегах Атлантического океана, живет самое образованное и квалифицированное технологически население — около 800 млн. человек (13 процентов мирового) — привыкшие к мировому лидерству представители единой цивилизации, общего исторического и культурного наследия. В их руках мировая наука и огромные индустриальные мощности. Примерно уже сто лет Запад производит две трети промышленного производства мира. (Пик пришелся на 1928 год — 84,2 %. В дальнейшем подверглась падению и доля Запада в мировом промышленном производстве — с 64,1 % в 1950 году до 48,8 % в 2000 году — грандиозная, определяющая доля.)

Среди 500 крупнейших компаний мира в 1999 году 254 компании были американскими и 173 — западноевропейскими. Вместе они составляют абсолютное большинство (на долю чемпиона Азии — Японии — приходится лишь 46 компаний) [758] 758 «Economist», January 24, 1999, p.27. . Можно смело предположить, что США и Западная Европа еще очень долго в XXI веке будут главным средоточием центров высокой технологии, науки и эффективного производства. Не менее внушительно смотрится Запад и в военной сфере. Армии Запада, оснащенные наиболее совершенной военной техникой, — самый мощный военный конгломерат в мире [759] 759 UN Population Division. Dept of Economic and Social Information and Policy Analysis. World Population Prospects. N.Y., 1997. .

Три тенденции. Но как только объединяющее напряжение холодной войны в 90-х годах начало спадать, в отношениях между двумя западными регионами, Северной Америкой и Западной Европой, обнаружились несоответствия в позициях, выявилось частичное взаимонепонимание и все более отчетливое различие в интересах. Три глубинные тенденции проявляют свою силу.

Первая достаточно резко определилась в различиях темпов экономического развития. В Соединенных Штатах с 1992 года начался бум, позволивший стране совершить большой скачок вперед, «добавив» на протяжении первого президентства Клинтона к своему валовому национальному продукту долю, примерно равную валовому национальному продукту всей объединенной Германии, а во второе президентство Клинтона — объем экономической мощи, равный ВНП Японии. США закрепляют свои позиции на фронтах научно-технической революции, а страны Европейского союза пока не могут восстановить темпы своего экономического роста. В США самый низкий за последнюю четверть века уровень безработицы — 4,2 %, а в Западной Европе самый высокий — 12-процентная безработица. Безработица в Германии превысила уровень 1933 года, когда Гитлер взял власть в стране, критикуя бездействие властей в отношении безработицы.

Вторая — усиливается различие в направленности интеграционных процессов. Оба западных центра предпринимают активные усилия по консолидации близлежащей периферии, что естественным образом будет способствовать размежеванию направленности их интеграционной политики, центра приложения национальных усилий. Создав Североамериканскую зону свободной торговли (НАФТА), Вашингтон стал видеть свое будущее связанным с Канадой и Мексикой — непосредственными соседями по континенту. Западноевропейские же столицы укрепляют северное направление западноевропейского интеграционного процесса (включив в свой состав скандинавские Швецию и Финляндию) и всей своей мощью разворачиваются к Восточной Европе, где бывшая ГДР (а теперь новые пять земель Германии) вместе с Австрией становятся форпостами воздействия на Центральную и Восточную Европу.