Джозеф Стиглиц - Ревущие девяностые. Семена развала

Мы подвергались соблазну поддаться близорукости финансовых рынков. И мы ему поддались. Ряд бюджетных махинаций обнаружится в ближайшие несколько лет. Мы приватизировали ЮЭС Инричмент корпорейшн (USEC), обогащавшую уран (низкообогащенный уран используется в ядерных реакторах, из высокообогащенного урана делают атомные бомбы), и тем самым поставили под угрозу нашу национальную безопасность. Издержки эти трудно оценимы [31]. Но если рассматривать дело на гораздо более приземленном уровне, то получается, что эта продажа улучшила состояние федерального бюджета лишь на короткое время. Включая в бюджет поступления от продажи, мы не заметили, что USEC приносила порядка 120 млн долларов ежегодно, и этот поток иссяк после приватизации. Долговременное состояние бюджета Соединенных Штатов Америки фактически ухудшалось. Но близорукие методы расчетов, принятые на финансовых рынках, видимо, не включают подобных калькуляций. Ответственные за приватизацию лица учитывали получаемые суммы по номиналу и в соответствии с догмой сокращение дефицита. Они чувствовали все большее удовлетворение, когда текущий баланс все более улучшался — не обращая внимания на то, что это означает для будущего {26} .

Но даже если так называемые финансовые эксперты не в состоянии понять недостатки системы бухгалтерского учета и достаточно близоруки, чтобы игнорировать провалы в нашем образовании, фундаментальной науке или в материальной инфраструктуре, нам не следует быть такими же недальновидными и неумными. В долговременной перспективе истина обнаружит себя.

Из всего этого следуют три простых урока. Первые два созвучны с тематикой, к которой мы будем многократно возвращаться: неудовлетворительная система бухгалтерского учета приводит к поступлению плохой информации и, соответственно, к плохим экономическим решениям; так называемые мудрецы финансовых рынков отличаются примечательной близорукостью; слишком сильно полагаться на них означает подвергать себя опасности. Третий урок состоит в том, что сокращение дефицита в обычных условиях не решает проблему кратковременного экономического спада; скорее оно может повредить даже долговременному экономическому росту. Ситуация 1992 г. была необычной; в обычных условиях сокращение дефицита не может обеспечить экономическое оживление.

Последний урок особенно важен для Европы, которую Пакт стабильности [32]поставил в условия жестких ограничений на проведение экономической политики, поскольку он предусматривает ограничения на размер бюджетного дефицита. «Ястребы»-сторонники сокращения дефицита проповедуют концепцию строгой фискальной экономии — сокращение государственных расходов и повышение налогов, утверждая, что это оздоровит экономику. Отвергая весь огромный исторический опыт, свидетельствующий о том, что экспансионистская фискальная политика является необходимым лекарством при экономическом спаде, они хором, повторяя друг друга, твердят, что Кейнс мертв. Тем временем в результате практического применения этой доктрины экономический спад, начавшийся в 2001 г. затягивается, и сейчас, когда эта книга пошла в печать, появились реальные шансы на то, что, по крайней мере, часть Европы тоже столкнется с рецессией. Даже Центральный европейский банк озвучил предупреждение об угрозе дефляции. Сокращение дефицита не принесло оживления в Европу, и маловероятно, что оно его принесет.

Для развивающегося мира этот урок также имеет огромное значение. Многим развивающимся странам сокращение дефицита было фактически навязано в качестве меры против начавшегося спада, и каждый раз эта мера только усугубляла спад — в Корее, Таиланде, Индонезии и Аргентине, в качестве малой выборки из огромного массива недавних провалов. Иногда страны принуждались МВФ, исповедующим докейнсианские идеи, к принятию мер, противоречащих тому, что их руководство считало наиболее адекватным интересам своей страны. Иногда страны просто не могли изыскать средств, необходимых для сокращения дефицита. Конечно, именно в целях помощи в такой ситуации был под интеллектуальной эгидой Кейнса основан МВФ: перед ним ставилась задача обеспечивать страны средствами, необходимыми для проведения экспансионистской фискальной политики в периоды экономических спадов. Но сегодня МВФ начисто забыл о своей первоначальной миссии, и, по-видимому, гораздо более заинтересован в обеспечении возврата иностранных денег, чем в помощи бедным странам поддерживать свою экономику на уровне, по возможности близком к полной занятости.

Сегодня мы живем в странном мире, где традиционно фискальные консерваторы — республиканцы — утверждают, что дефицит не играет роли — они стали современными кейнсианцами, в то время как демократы, гордые своей победой 1992 года, проповедуют концепцию сокращения дефицита даже в фазе рецессии. Подобные же дебаты ведутся в Европе, где правые выступают за отказ от Пакта стабильности, а значительная часть социал-демократов поддерживает ограничения на бюджетные дефициты. Демократы правы в том, что в долгосрочной перспективе дефициты препятствуют росту, однако дефициты могут, хотя и не всегда, стимулировать экономику в кратковременной перспективе. Налоговые снижения 2001 г. способствовали образованию долговременных дефицитов, но без достаточного для экономического оживления как в долго-, так и в краткосрочном аспектах. Тщательно разработанное целевое дефицитное государственное финансирование, напротив, может оказать стимулирующий эффект в краткосрочном аспекте и при этом подкрепить долговременный рост.

В декабре 1996 года в Вашингтоне состоялся прием «в галстуках-бабочках». Именно на нем Алан Гринспен впервые произнес те самые знаменательные слова об «иллюзорном ощущении богатства». Гринспен был приглашен на собрание, спонсированное Институтом американского предпринимательства для исследований в области публичной политики [33]— консервативным исследовательским центром в Вашингтоне — где он должен был выступить с речью по случаю присуждения ему этим институтом престижной премии имени Фрэнсиса Бойера (Francis Boyer) [34]. Это выступление, затрагивающее широкий круг вопросов, произвело большое впечатление, хотя Гринспен и преуспел в своей манере говорить загадками, подобно дельфийскому оракулу, в манере, прозванной «ФРС-речью», от которой мутилось в мозгах у тех, кто не был натренирован в ее дешифровке. Одной из тем, которых он коснулся, был внезапный скачок цен на недвижимость, вызвавший скатывание Японии к состоянию обширного экономического паралича. Гринспен заметил, что трудно дать точную оценку чего-либо подобного недвижимости и поэтому трудно предсказать, в какой момент спекулятивному рынку будет грозить внезапный коллапс. Трудно также сказать — продолжил он — в какой степени такой коллапс может вызвать катастрофу всей экономики в целом. В тот вечер Гринспен не давал ответов, лишь ставил вопросы, но один из его вопросов произвел сильное впечатление: «Как знать, не опирается ли это иллюзорное ощущение богатства на чрезмерно раздутые активы?..».