Сергей Волков - Почему РФ - не Россия

к 1917 году) и особенно фигура Петра Великого (которым она в основном была

создана), а наличие среди российской элиты множества носителей немецких,

польских или татарских фамилий служило излюбленным аргументом для иллюстрации

угнетения русского народа в имперский период инородцами. Мысль о том, что

выдающимся достижением была как раз реально-историческая Россия, им,

естественно, глубоко чужда.

Подобное умонастроение подогревалось национал-коммунистической поддержкой.

Играющие на патриотическом поле коммунисты, которым реально-историческая Россия

(которую они непосредственно угробили и на противопоставлении которой их режим

неизменно существовал), уподобляясь «евразийцам» 20-х годов, охотно хватались за

Россию мифическую (в качестве каковой выступала допетровская, благо про неё за

отдаленностью можно было говорить все, что угодно), которая якобы отвечала их

идеалам, и выступали как бы продолжателями её, т.е. настоящими русскими людьми с

настоящей русской идеологией. Их проповедь была тем более успешна, что среднему

советскому человеку с исковерканным ими же сознанием реальная старая Россия

действительно чужда, себе он там места не видит. Именно на почве отвержения

реально-исторической России (европейской и «капиталистической») и апелляции к

допетровским временам «патриотические» изыскания «постсоветских» коммунистов,

совпали с настроем «розовой» части русских националистов. Как писал один из

органов отечественного фашизма (находящегося как раз на стыке между «новым

русским национализмом» и национал-большевизмом): «Давайте посмотрим, где больше

консервативной правды и русскости — в России образца пресловутого 1913 года, или

в сталинской империи конца 40-х, повернувшейся к Православию, а в тайне, в

сталинском сердце, и к Самодержавию?» Идеологи «нового русского коммунизма», со

своей стороны, дозволяли примкнуть к себе и «новому русскому национальному

традиционализму» (при условии отказа последнего от антикоммунизма,

антисоветизма, нетерпимости по отношению к атеистам, от идеализации монархии и

столыпинских реформ).

Следует заметить, что русское национальное движение, было единственным

появившимся после 1991 г. «внесистемным» элементом. Конечно, подспудно

развиваясь в условиях «ленинской национальной политики», как дитя в утробе

матери, пораженной всеми возможными инфекциями, оно вышло на свет уродцем и в

90-х годах в «чистом» виде оставалось крайне маргинализированным, а в

сколько-нибудь заметном виде выступало опять же как совершенно левое — в виде

советизированного национал-социализма. Однако в дальнейшем, в 2000-х годах, оно

приобрело вполне самостоятельные очертания и вышло из-под контроля

национал-большевизма, более того, видимая часть его заняла определенно

антикоммунистические позиции. И хотя оно оставалось крайне раздробленным и

организационно-политически ничтожным, в идеологическом плане оно стало

чрезвычайно популярным и даже настолько, что заставило обратить на себя

недоброжелательное внимание властей, для которых борьба с этими настроениями чем

дальше, тем больше становилась приоритетной задачей. Но это — совершенно

отдельная тема. Здесь же существенно подчеркнуть, что ко времени событий 1991 г.

и после них ни одно из обстоятельств — ни политическое происхождение и позиция

власти, ни «человеческий фактор», ни общественные настроения, ни идеология любой

из сколько-то значимых политических сил, — не располагали к восприятию наследия

императорской России.

Приходится констатировать, что существующая ныне Российская Федерация — не

Россия, а лишь государственное образование, существующее на части территории

последней и не имеющее к ней никакого отношения ни политически, ни юридически,

ни культурно. Это все ещё обломок созданного коммунистической партией на

развалинах уничтоженной ею России Советского Союза — нереализованной заготовки

«земшарной республики Советов». Развал СССР не привел к возрождению российской

государственности. Тандем советоидной власти и советской же по духу

интеллигенции другого результата и не предполагал. Правда о реально-исторической

России оказалась никому не нужной, и её наследие не было востребовано.

Востребованы были только отдельные внешние атрибуты, но и с учетом их

использования уровень «уподобления» исторической России в целом (в одних

областях он был большим, в других — меньшим) не превышал таковой конца 40-х —

начала 50-х годов.

Однако сохранение советской идентичности при очевидном банкротстве в мировом

масштабе коммунистической идеологии и необходимости возвращаться на естественный

путь экономического развития не могло не породить многочисленных коллизий и

противоречий, находящих выражение в чудовищных химерах: противоестественной и

смехотворной мешанине символики и причудливом переплетении антагонистических

воззрений. Власть, уже не помышляющая о коммунистическом мессианстве, но не

желающая порывать с порожденным им советским наследием, нуждалась в добавлении к

последнему и наследия тех, кто был её антагонистом. Так в устах носителей власти

появились цитаты из «Наших задач» И.А. Ильина. Но чьи, собственно, «наши» эти

задачи? Между тем ответ предельно конкретен. «Наши задачи» первоначально

издавались руководством РОВС «только для единомышленников» — его членов. Ильин

не только был наиболее ярким апологетом Белого движения (именно его взгляды

наиболее адекватно выражают идеологию Белого Дела), но был организационно с ним

связан, являясь официальным идеологом Русского Обще-Воинского Союза —

организации, созданной генералом П.Н. Врангелем и объединившей в эмиграции чинов

всех белых армий. Этот пример весьма характерен.

Нетрудно заметить, что все основополагающие установки и лозунги, которые сейчас

вынужденно приняты государственной властью — культ российской государственности,

идеология национального единства, озабоченность территориальной целостностью

страны, отрицание «классовой борьбы» (вплоть до принятия закона, карающего за

«возбуждение социальной розни»), экономическая свобода — чисто «белые». Это всё

то, что было в старой России, за что боролись белые и всё то, что было так

ненавистно красным. Но власть отождествляет себя не с белыми, а с красными, и

ведет преемство не от исторической России, а от большевистского режима. Основное

противоречие современной жизни — как раз и есть противоречие между объективно