Александр Бузгалин - Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья

Классовые отношения на этой добуржуазной стадии проявлялись в форме борьбы сословий. Ареной борьбы классов стал собственно классический капитализм, чему подтверждением была целая серия революций XIX в. вплоть до Парижской коммуны, и далее — социалистических революций XX в. И вряд ли кто-то будет отрицать их классовый характер (во всяком случае, сам Поппер не отрицает классовый характер социальных революций, произошедших в XX в.). Наконец, борьба и в формах революционного противостояния, и в формах социал-демократического реформистского компромисса между классом наемных работников и буржуазией является проявлением сущностной связки, которую и показал Карл Маркс, а именно, — классовой борьбы наемных рабочих и капитала. Карл Поппер приписывает Марксу и еще одно достаточно примитивное положение: дескать, именно борьба угнетенного класса с классом угнетателей за улучшение своего экономического положения и завоевание власти является главным содержанием и причиной будущей социалистической революции. Но об этом в другом месте. Далее Поппер достаточно логично, во многом в соответствии с Марксовой трактовкой структуры общества, переходит от проблем классов и классовой борьбы к проблеме государства и политики.

Поппер обращает внимание на тему, достаточно широко дискутируемую в современном марксизме. Это два подхода к трактовке государства. Первый — классический марксистский подход, трактующий государство как машину по реализации политической власти господствующего класса. Второй — понимание государства как механизма разрешения классовых противоречий и обеспечения некоторых институциональных основ существования всякого общества. Легко понять, что первая трактовка принадлежит к ортодоксально-марксистской, вторая — социал-демократической версии. Надо отдать должное: Поппер видит столкновение этих точек зрения, но при этом он сводит марксизм к трактовке государства только как машины по защите классовых интересов господствующей экономической силы.

Как ни странно, его критика такой трактовки государства оказывается гораздо слабее той, что дается реформистским крылом самих марксистов. По сути дела, он выводит из этого тезиса, причем не очень последовательно и логично, лишь идею «бессилия политики», которую он приписывает Марксу, считая, что в этом проявляется не только его трактовка государства, но прежде всего идея экономического детерминизма; и затем критикует марксистскую трактовку государства с позиций демократии как универсальной ценности, которая отрицает все классовые подходы к марксистской теории государства.

На самом деле проблема здесь гораздо сложнее и глубже. Действительно, всякое государство, в том числе недемократическое и предшествовавшее буржуазному, во всяком обществе выполняет функции по обеспечению функционирования экономики, институтов, правовой системы в том или другом виде. И в этом смысле можно сказать, что государство выполняет «общечеловеческие» функции, а не только функции классового господства. Другое дело (в современных марксистских работах эта диалектика показана в полной мере), что государство в эксплуататорских обществах выполняет «общечеловеческие» функции в той мере, в какой они необходимы и выгодны для сохранения и поддержания власти господствующего класса. При этом оно реализует эти функции в тех формах и такими методами, которые обеспечивают наиболее адекватные формы этого господства. В то же время — и это также показано практически во всех марксистских работах (включая и работы самого Маркса, посвященные проблемам политики государства — «18 брюмера Луи Бонапарта», «Гражданская война во Франции», — а особенно в работах Энгельса), государство выполняет и роль своего рода третейского судьи в разрешении социально-классовых противоречий. Практически всегда государство, выполняя роль машины по представлению интересов господствующего класса, оказывается в то же время л машиной по разрешению противоречий между господствующим классом и классом угнетенным (другое дело, что это разрешение осуществляется зачастую путем массовых репрессий в отношении угнетенных — вспомним о расстрелянных 1 мая в Чикаго рабочих, о «столыпинских галстуках», о пиночетовской диктатуре…), а кроме того — системой, которая должна обеспечивать функционирование всей совокупности экономических, социально-политических и духовных процессов.

Такая трактовка государства показывает, что все богатство его функций лишь в конечном итоге, на сущностном уровне, определяется ролью государства как института по защите интересов господствующего класса. Диалектика этой сущности и форм достаточно сложна. Для Поппера такое сложноструктурированное понимание государства лежит за пределами его анализа. При этом он не случайно сводит марксизм к его оглупленно-сталинистской версии. (Замечу, что трактовка государства как исключительно машины по защите интересов господствующего класса, использующая одну из классических цитат классиков, была довольно типична для примитивных учебников научного коммунизма советского прошлого.)

Наиболее интересны другие тезисы, которые Поппер выдвигает в данной главе, а именно: о так называемом «бессилии всякой политики» как ключевой идее Маркса и затем проблему свободы. Начну с того, что всем грамотным марксистам известно, как именно трактовалась политическая надстройка в работах основоположников, а тем более в работах последователей. Никакой идеи однозначной и абсолютной детерминации политической системы со стороны экономики, тем более в тех формах, которые ей приписывает Поппер, в работах Маркса и его последователей, конечно же, не было. Всякий раз на конкретных исторических примерах эти ученые показывали, как именно, почему и в какой мере экономика во всей сложности ее структуры, включая производительные силы и прежде всего производственные отношения, а также социально-классовые отношения как их проявление, определяет те или другие формы политического взаимодействия государства, его различных блоков и других политических институтов. И напротив: как государство и политические партии, другие институты политики могут оказывать влияние на развитие экономической системы.

Кстати, критикуемая Поппером «революция против капитала» (термин Грамши), осуществленная в 1917 г. в Российской империи, есть как раз пример такой диалектической трактовки соотношения политики и экономики. И именно Ленин, как последовательный марксист, показал, что политическая форма в ряде случаев может опережать развитие социально-экономических процессов, что это чревато огромными противоречиями, напряжением в обществе, возможностью социальных взрывов, контрреволюций, реставраций и другими негативными процессами.