Геннадий Осипов - Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР

Политики стремятся расширить понятие «эксперт» на всяких ученых и знающих людей, принимающих участие в процессе принятия решений. Это делается ради социальной мимикрии, «растворения» идеологов в сообществе специалистов. При любом политическом режиме работают службы специалистов, функция которых — предоставлять политикам достоверное знание по конкретным вопросам и готовить варианты технических решений.

«Специалисты» подбираются не по титулам, а по действительным знаниям. Они выполняют свою работу анонимно и в публичной политике как эксперты не участвуют (хотя кое-кто из них может совмещать обе функции — как специалист он говорит «для служебного пользования» правду, а как идеолог — «то, что нужно»). В целях анализа эти функции надо разделять, речь идет не о личностях, а о социальных ролях [53] Сразу с появлением идеи «звездных войн» (СОИ) американскими учеными были сделаны расчеты, показывающие несостоятельность самой концепции: те ядерные взрывы в ближнем космосе, которые предполагались этой концепцией, должны были вызвать электромагнитную волну (шок), которая стерла бы память ЭВМ на земле, парализовав всю современную техносферу США (которые, кстати, пострадали бы при этом гораздо сильнее, чем их противники). Но эти расчеты стали известны публике лишь в конце 80-х годов, с изменением политики США в области СОИ. То есть, не научное знание по частным вопросам определяет политику, а наоборот, знание начинает (или перестает) воздействовать на общество в зависимости от политики. .

Иногда конфликт интересов политических групп, за которыми стоят финансовые и промышленные объединения, выходит и в публичную политику, если до этого не удается прийти к тайному сговору. Именно тогда разыгрывается спектакль «научных» дебатов между экспертами. Демократии в этом нет — мнения непросвещенной массы отметаются как иррациональные. Там, где сложился развитый механизм экспертизы, стараются не допустить участия в дебатах «непросвещенной» публики. Политики, несогласные с проектом решения, также находят адвокатов с научными титулами, и спор вводится в рамки «дискуссии экспертов».

Здесь совершается подлог: принятие решений, непосредственно касающихся человека и потому связанных с моральными ценностями, совершается под воздействием авторитета науки, в принципе неспособной эти ценности даже различить. На это присущее западной демократии противоречие обращал внимание М. Вебер: «Невозможность „научного“ оправдания практической позиции — кроме того случая, когда обсуждаются средства достижения заранее намеченной цели, — вытекает из более веских оснований. Стремление к такому оправданию принципиально лишено смысла, потому что различные ценностные порядки мира находятся в непримиримой борьбе» [86, с. 725].

Когда в США только складывался механизм власти с опорой на экспертов, возникали столкновения экспертов с группами населения, несогласными с конкретными проектами [54] В социологии таким столкновениям посвящена значительная литература (см. [168,126,154]). . Аргументация ученых в таких случаях утрачивала сдержанный академический тон. Мнения публики квалифицировались как «иррациональные верования», предрассудки, «странные опасения» и т. д. К несогласным представителям элиты обращаются с более вежливым предложением: прежде чем критиковать, изучить техническую сторону вопроса. Л. Виннер замечает, что «этот совет является разновидностью легитимации власти знанием эксперта и, согласно моему опыту, содержит не сколько приглашение расширить познания, сколько предложение капитулировать» [43, с. 81].

Обвинения в иррациональности и некомпетентности «человека с улицы» в вопросах, которые прямо касаются его жизни, — стандартная практика «государства решений». Это — одна из ключевых проблем в социологи «общества знания». При сохранении формально демократических структур это государство становится технократическим. М. Медина в работе, посвященной историческому анализу технократии как типа власти пишет: «Поскольку легитимация власти основана на знаниях специалистов, руководство обществом, основанном на науке и технике, должно находиться в руках научно-технических экспертов. Такая форма правления исключает сама по себе демократическое участие масс, поскольку большинство людей не располагает знаниями, необходимыми для принятия политических решений. Управлять должно небольшое меньшинство технократов, так как лишь они подготовлены для этой роли» [32, с. 164] [55] Внутренняя конституция науки обладает потенциалом сопротивления технократическим тенденциям, но баланс сил определяется состоянием общества в целом. Барнес проводит такую аналогию: как в XVI–XVIII вв. в общественной жизни доминировала религия, но не священничество (в котором тоже всегда имелись диссиденты), так и в XX в. доминирует наука, но не ученые. Поэтому задача всех, кто отвергает перспективу жить в технократическом обществе, заключается в создании множественной системы связей между наукой и обществом, чтобы «научные епископы» не могли блокировать сообщение мнений, несогласных с официальными экспертами. .

Обязательным атрибутом эксперта является авторитет (хотя бы и фальшивый), полученный в какой-то области и подтвержденный формальными титулами или хотя бы созданным в общественном мнении мифом. Это — внешний атрибут, необходимый, но не достаточный. Экспертами становятся только люди, которые говорят то и только то, что нужно его политическим заказчикам. Такие эксперты — не обязательно продажные люди (хотя часто это так), просто они отобраны после изучения их установок. Когда их устойчивые установки перестают соответствовать запросам политиков, эти люди перестают быть экспертами (хотя, возможно, их «подбирают» конкуренты прежних патронов). Эксперты, которые могут сказать что-нибудь «не то», вычищаются моментально и необратимо.

Социолог науки Б. Барнес пишет: «Общеизвестно, что ученый, который работает для правительства или для промышленной фирмы, никогда не высказывает публично своего мнения, если нет приказа начальства выступить в защиту интересов организации. И, разумеется, начальство может заставить выполнить это условие, в чем могли убедиться на собственной шкуре многие ученые. Например, как в Великобритании, так и в США эксперты в области ядерной энергетики, которые публично выразили свои технические сомнения, моментально остались без работы» [4, с. 101].

Наконец, существует категория аморальных научных работников, которые соглашаются на роль экспертов=«адвокатов», отдавая себе отчет о губительных последствиях для природы и человека тех технологических или социальных проектов, которые они отстаивают (неважно, идет ли речь о производстве талидомида или о приватизации промышленности). Барнес считает, что решения, наносящие основной ущерб обществу, принимаются не из-за недостатка информации и ошибок ученых, а из-за коррупции. Ошибки, разумеется, тоже случаются, но он оценивает их роль как в сотни и тысячи раз менее значимую, нежели роль подкупа и давления.